от обилия зелени начинала болеть голова; макс готов был признаться, что безвылазно сидеть в убежище или, на крайний случай, перебраться куда-нибудь в зимние пределы — идея  намного лучше, чем застрять на несколько недель с походом в этом изумрудном болоте, которое не только под ногами, но и по обе стороны, так сказать, взгляда, над головой, буквально везде.

зелень макса основательно раздражала.

на этом фоне (на зелёном, чтоб его духи трахнули, фоне) любая просьба от местных автоматически получала отрицательный рейтинг, даже если это была безобидная, в общем-то, просьба интенданта. раскидать по долам  огромные плюшевые куклы, чтобы великаны не кусали за жопу? да без проблем. собрать вам всё для противоядия, пока армия чиллит в страхе быть отравленными знатью? как скажете, ребята. набрать вам побольше камушков? слушайте, давайте отметим залежи крестиком, найдёте сами.

всё заканчивается тем, что макс, так и не сумев заснуть, околачивался по периметру лагеря, пока большая часть народу дрыхла и смотрела десятый сон. хотелось сделать что-нибудь, что не пристало делать инквизитору, хотя он, конечно, очень слабо понимал, что именно должен делать инквизитор, как и куда откланиваться, как говорить, а чего не произносить вовсе.

огромная книга с кодексом, которую кассандра очень советовала ему хотя бы пролистать, внушала пока только страх и опасения за собственную психику — с книгами у максвелла ладилось только если основная информация в них содержала в себе кровь в прямом и переносном смысле. с кодексом инквизиции же, даже будучи великим инквизитором, пусть и не по собственному желанию, связываться не очень хотелось.

всю дорогу, в каждый демонский поход, макс надеялся, что все его ошибки спишут на молодость и — да чтоб тебя! — зеленость, на стрессовость ситуации, на то, что вокруг демоны и старший, а ему тут, видите ли, надо не только попробовать разложить корифея по слоям, но и разобраться с местными распрями.

(минут десять он не мог перестать смеяться, узнав, что так называемый вольный народ, в устах солдат инквизиции и прочих по ту сторону окрещённый бандой повстанцев, организован был местами куда лучше людей селины. дорогой инквизитор, спаси мир, пожалуйста, но перед этим прикрой наши задницы, иначе мы как бы поможем, но как бы без желания.)

движение по краю света от костра макс замечает интуитивно, а на то, чтобы сообразить и сфокусироваться уходит пара минут — дориан успевает скользнуть в ночные тени, но далеко не отходит. сразу становится как будто чуть проще и легче — не он один тут кукует посреди ночи, когда завтра вставать с рассветом и тащиться зачищать чёртовы могилы, искать вместе с эльфами что-нибудь в эльфийских развалинах и в очередной раз пытаться не умереть, вспоминая, как защитить собственную задницу.

перестав жевать недожаренное змеиное мясо (что делать, если хочется жрать, а общее рагу уже подошло к концу? поймай себе ночной дожор самостоятельно) и стряхнув с рук остатки мясных волокон и чешуи, макс покрепче перехватывает неуклюжий, но уже такой родной посох и целенаправленно топает в сторону павуса.

за пару шагов до цели мозги, наконец, осознают содеянное и приключившееся, начинают судорожно подыскивать способы отступить и максимально быстро спустить всё на тормозах, но макс, становясь у дориана за плечом, вдохновлённо (и слегка по-идиотски) пялится в чистое и от того ослепительно-звёздное небо, почти шёпотом выпаливая:

— раз уж не спится, пойдём прогуляемся? тут недалеко есть чистый холм, оттуда звёзды будет видно лучше.

внутри всё в ужасе скукоживается от вполне очевидного отказа с привкусом насмешки — павуса, несмотря на то, что тот, вроде как, должен был местами слушаться и смотрел скорее снизу вверх, чем как-то иначе, макс побаивался. возможно, дело было в искренней и совершенно мальчишеской влюблённости. возможно, в тёмном, тягучем взгляде.

на всякий случай,  максвелл опёрся о посох, крепко обхватив его ладонями и прижавшись к навершию щекой. глядеть на дориана, слушая «как-нибудь потом, инквизитор», совсем не хотелось — и поэтому он смотрел исключительно куда-то в гипотетический горизонт.