ЕСЛИ КОРОЛЬ ЗАХВАЧЕН – ИГРЕ КОНЕЦ, В ЭТОМ СМЫСЛ.

солнечные лучи жадно слизывают горизонт пламенными языками, горят закатом минувшего дня, они путаются в нависших тенях и тают прямо у самых ног; сантиметр за сантиметром крадутся к порогу, как самый незваный гость. сегодня коноха до омерзения тихая, отчего слышится лишь вой стрекоз и навязчивый звон собственных мыслей – он скачет от уха к уху резиновым мячиком, выстукивая аккуратно то, что высечено в памяти намертво (и пальцем его не содрать). копаться в воспоминаниях почти физически больно – каждый шаг был разложен на слога, вслед за тем на обрывки букв, и в каждой из них ошибка, ошибка, ошибка (в них виднеется трусости след). здесь оступился, там сдал назад – тут способности тебя подвели.

асума говорил, что будь шиноби конохи фигурами в шоги, шикамару бы точно достался конь – сил ему не достаёт, но есть способность прыгать через врагов, дабы идти вперед, глядя на маячащую перед глазами цель. только упомянуть то, что иногда придется оставлять позади еще и тех, кого должен был защитить, он почему-то действительно позабыл.
в деталях асума был не шибко силен (шикамару сейчас, возможно, немножечко усмехается – сквозь неровный оскал). да, рано или поздно наступит пора, когда кроме тени улыбки на лице ничего не останется.

кажется, уже время, - сквозь усталость выдыхает себе под нос, выплевывая сожаления вместе с табачным дымом (воздух в легких проносится наждаком по тонкой ткани их стенок; внутри что-то неприятно сжимается с силой тысячи солнц). мать за окном хмурится и едва уловимо лишь причитает – забавно, что даже ей сейчас не хватает слов (срывающихся на разодранный хрипотцой крик, как и обычно);  забавно, что даже ей сейчас не хватает духу взглянуть шикамару прямо в глаза.

страшно увидеть, что вместо них теперь лишь угли – холодные, опадающие золой на приоткрытые веки.

кажется, уже время, - гладя на пылающий горизонт, сплевывает он себе под ноги.

ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО КОРОЛЬ, ШИКАМАРУ?

тонкие улочки деревни рано или поздно теряют жизнь – однажды ты сам начинаешь вдруг замечать, что люди, тебя окружающие, несут за собой тяжкий груз боли утраты; каждый взгляд, как оголенный старый рубец. однажды ты видишь это в своем собственном отражении, чувствуешь бремя, усевшееся вальяжно на твоих же плечах – и, отчаянно хватаясь за глотку, ты задыхаешься.

отец сказал – проживи это, - хотя с жизнью это не имеет ничего общего; невозможно прожить то, что сдохло где-то внутри и тлеет, травя сладковатым запахом тебя изо дня в день, вгрызаясь воспоминаниями в истощенный скорбью мозг. невозможно пришить кусок мяса, что был со всей, блядь, свирепостью вырван, и ожидать, будто боль сама собой рассосется. 

шикамару бросает недокуренную сигарету себе под подошву, разнося за собой пепел и горький табак.
(ино наверняка бы поморщилась, а потом, быть может, заплакала – неприятные привычки сенсея врезались в опорно-двигательный аппарат так прочно, что тело их уже не отпустит).

ТЫ ЗНАЕШЬ, КТО МОЙ КОРОЛЬ?

сложнее всего было смотреть в глаза куренай. проживать вместе с ней тот момент, как она не досчитывается одной фигуры (важной фигуры) в пустом помещении и видеть, как без единого выроненного нечаянно слова внутри неё что-то с дребезгом разбивается в блядское крошево, осколки впиваются глубоко под кожу, а после – гниют. немой крик, рассеивающийся на дне бездонных зрачков, сжимающая подолы блузы рука – и под сердцем, что сейчас так громко стучит, расцветает новая жизнь.
тогда шикамару улавливает что-то, чего раньше своим гениальным умом понять был не в состоянии. то, что в пепле загубленных современником обязательно проклюнется семечко будущего огромного леса.

а еще он осознает, что асума не увидит первых шагов своего короля, не услышит его звонкий смех, не возьмет за руку свою любимую женщину, крепко сжимая ладонь
– и в этом такая большая несправедливость. во всей этой чертовой жизни такая большая несправедливость.

глядя на осколки будущего, выскальзывающих из побледневших рук куренай, шикамару яростно отталкивает тот бред, гласящий о том, что может потерять кого-то, о ком мысли неустанно роятся в его глупой (на самом-то деле) башке изо дня в день.

ТЫ МНОГОЕ ПОЙМЕШЬ, КОГДА ПРИДЕТ ВРЕМЯ.

путь до его могилы заучен ногами до автоматизма; рука мимолётом тянется за очередной сигаретой, но вдруг осекается – темари не очень нравится, когда от него слишком несет табаком. казалось бы, какая ему к чертям разница, что ей нравится, а что нет, казалось бы, почему его волнует, где она, что она, блядь, и как. казалось бы, почему его руки невольно сжимаются в кулаки, как только она отправляется прочь из конохи, скрываясь за бездонными морями песка.

казалось бы.

поднимая свой взгляд ловит ее раздосадованный – да, он опять опоздал; но видимо она слова лишнего сейчас не проронит об этом – а жаль. когда она злится, ее брови весьма забавно сползаются к переносице, и кроме лица ее ничто не отвлекает глаза – в них только ее плотно сжатые губы, а в ушах льется лишь до зубного скрежета раздраженный голос. и звон болезненных мыслей вдруг затихает.

- меня задержали, - невнятная ложь, - дела. прости.

Отредактировано Nara Shikamaru (22.08.20 16:32)

чувствовать себя идиотом постепенно входит в привычку.

поначалу ты мало-помалу доходишь до той самой точки, откуда ничего не вызывает откровенного интереса, не цепляет взгляд шероховатостью текстур, не заставляет морщить свой нос. мир до безобразия скучен – переверни его и ничего не изменится (разве что услышишь шелест листвы); он подобен этим картинкам, что представляют собой две противоположности, если взглянуть под разным углом, а на деле – все тот же набор узоров. фикция.

шикамару (когда-то давно было) нечем заняться, потому что глупый обряд, подразумевающий собой весь жизненный цикл, на самом деле не казался чем-то важным. успех, любовь, семья, дети – а следом неминуемые потери;
(и никакой старости не видать, уж честное слово, как себе ты не лги).

мир до безобразия скучен, пока вдруг не осознаешь, что он весь железом пропах – этот запах шикамару запоминает с первой попытки; ныне натаскан на него, как послушная псина (истинный шиноби обязательно испробует багровое на кончике своего языка). он закрывает глаза и видит лишь алую простынь, изнывающую от красного солнца пустыню – не более (чувствует, как тело постепенно под нее погружается и падает, падает, падает, пока пелена вдруг не сжирает его целиком).

он помнит, каково это – брать на себя ответственность. помнит, как это – глотать возмущение, боль, током электрическим расходящуюся по мышцам, и ненависть к самому себе, пред истинным долгом шиноби полностью преклоняясь. кому-то повезло родиться свободным – ему же (по сути) нет. хотя черт его знает, что собою являет удача – невозможность что-то решать может быть не самым плохим исходом, когда глядя в свое унывающее отражение видишь лишь чистый лист (до безобразия ровный, проведи пальцем – услышишь лишь неприятный скрип).

он помнит, каково это – брать ответственность (знает до зубного скрежета хорошо), и понимает, что лишь с этим чувством пришло новое ощущение уколов сотен иголок под натянутой до треска кожей. когда в руках твоих нечто большее, чем такая мелочь, как твое собственное (до смешного нелепое) существование. жизнь постепенно обрастает новыми лицами, делится с тобой новыми голосами (молит, дабы заткнулись), смотрит на тебя взглядом чужим. давит так сильно, что кажется, будто однажды тебя разорвет изнутри (шикамару отворачивает глаза темные, зубы сцепив).

- предаюсь вредным привычкам, - усмехается криво и невпопад; но над ушедшими нет места ничему, кроме слез, говорят, – очередной его промах. иногда думать оказывается в разы больнее, нежели отключать в голову в самый неподходящий момент.

наверное.

чувствовать себя идиотом действительно входит в привычку, и это липкое, вязкое ощущение постепенно растворяется вместе с никотином в сужающихся сосудах (шикамару сжимает в карманах изношенную сигаретную пачку, тело до отвратительного настойчиво просит очередную затяжку – трави себя, лишь бы туман в голове не рассеялся).

смотрит отрешенно, тонко царапая взглядом сереющее в полутьме надгробие; мысли утекают вместе с солнечными лучами за горизонт. страшно (действительно, черт подери, страшно) когда-то оказаться по ту сторону, но еще больше пугает увидеть там уже набившее оскомину имя.

когда приобретаешь любого рода привязанность – считай, рисуешь посреди грудной клетки мишень.

- наивно было полагать, что отмщение дарует нечто большее, чем временный покой, - в его стеклянных глазах навеки застыла та выгребная яма, что ныне служит ублюдку из акацуки могилой (вечная агония, как самый изящный подарок за шаг до бездны). и это… не вызывает никакого отклика под тыльной стороной рёбер. те мучения, коим (быть может) не будет конца, не вернут то, что погибло вместе с единым нанесенным порезом на огрубевшей ткани щеки. и речь не только об их сенсее, что покоится сейчас в слоях мокрой земли под ногами.

- знаешь, у меня когда-то была до одури бесполезная способность. я был слишком избирателен в том, чему смогу позволить зацепить мой взгляд. годами мог не замечать очевидных вещей, которые, - пауза рваная, рассеченная скрипом зубов, - просто не хотел видеть или не смог бы себе объяснить. а он, - вниз кивает, - верил, что когда-то до меня наконец-то дойдет. и что в итоге? урок и вправду преподал замечательный.

голос становится жестким, как трущийся о кожу наждак. ему до омерзения больно сдирать с себя кожу прямо у нее на глазах, оголять сочащееся жидкостью свежее мясо – но иначе он больше не сможет. маска, наглухо глаза запечатывающая, разбилась вдребезги в тот самый день, когда был нанесен единственный точный удар – и мир ослепил его. палящим солнцем рухнул на плечи, до хруста напрягая ноющий позвоночник.

- но хочу, чтоб ты знала. сейчас я впервые всё вижу ясно, - хоть это стоило почти всего, - в действительности осознаю и принимаю свой долг. я клянусь защищать куренай и никому не давать в обиду ее ребенка. готов жизнь положить на благо конохи, - оборачиваясь, не сводит взгляда со дна ее огромных зрачков.

когда собираешь себя по кускам, мертвое пришивая к живому, вдруг обнаруживаешь, что пустующее когда-то ныне заполнено чем-то, имя чему шикамару пока дать опасается.

(чем-то, во что вцепился он мертвой хваткой).

- и я клянусь защищать тебя, пока не окажусь здесь же, - под одной из безликих плит. если позволишь.

Отредактировано Nara Shikamaru (03.09.20 04:40)