GENERAL ASHES — BACHELOR
[nick]Daniil Dankovsky[/nick][status]bos in lingua[/status][icon]https://i.imgur.com/M2yepA9.png[/icon][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>fieri sentio et excrucior</center>[/lz]
passive aggressive |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » passive aggressive » альтернатива » треснули зеркала от мертвой тишины
GENERAL ASHES — BACHELOR
[nick]Daniil Dankovsky[/nick][status]bos in lingua[/status][icon]https://i.imgur.com/M2yepA9.png[/icon][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>fieri sentio et excrucior</center>[/lz]
ТРАТАТАТА ⸻
ПУЛИ ЛЕТЯТ ГРАДОМ,
ЗВУЧНОЙ СИМФОНИЕЙ ОТ СТЕН
(это безумие?)
где грань сознания полного и конца рассудка, где начало змеи жизни бесконечной, за своим хвостом гоняющейся, и сожрет ли она его когда-нибудь, догонит ли окончательно; прервутся ли циклы - привычный цикл перезарядки ружья, вытянутой по струнке спины и звучных криков "готов!", когда на самом деле нет (по ночам они бьют друг друга как обезумевшие; лонгин говорит - с отчаянием справляются, лонгин хохочет звучно за стенкой в управе, когда они садят очередного солдата провинившегося в оковы и плюют, да только ли плюют - александр узнавать не стремится); где же та точка, та земля обетованная, где опору найти можно - не ведут ли к ней небесные лестницы - незаконченные, обрубленные: олицетворение всех жизней городских, жизни блоковской?
сквозь огонь и пламя шагами четкими и широкими, скованными-отполированными, взглядом охватить сразу все поле действия - затуманить взглядом то, что видеть не хочется, замазать белилами запекшуюся кровь на своих блестящих армейских сапогах; двое детей бегут мимо деревни - (где мама и папа?) - девчонка мимо дома пробегая, видит груды трупов неупокоенных, сваленных как ненужный мусор даже без пакета - (илюш, они, наверное, убежали. нас ждут - утягивает за собой подальше); подальше в руки военных, в лесу засевших, вот вам лагерь, вот вам паёк (раз в день; четыреста грамм), и никаких мамы-папы - мы их сожрали, грудную клетку вырвали и выставили на всеобщее обозрение в некрологах и вырезках о войне газетных; александр на них смотрит тускло, когда кладут на стол - ВЫ МОЛОДЕЦ, ГЕНЕРАЛ, ЕЩЁ ОДНА БЛЕСТЯЩАЯ КАМПАНИЯ, ГЕНЕРАЛ, заткнитесьзаткнитесьзаткнитесь - сорванным голосом в пустой комнате брошенным в камин газетам, больше никто не услышит - генерал живет (сашенька, это-то ты называешь жизнью? - укоризненным голосом матери, мамочка, помолчи, пожалуйста); насколько хватит струны внутри, насколько хватит человека внутри и существовал ли он когда-нибудь;
что такое существование - люди марионеточно коленки подгибают и падают, разбивая головы, выплескивая кишки, обгоревшие, не имея ни единого шанса на жизнь; что такое существование - люди расстреливают невинных, смеются голосом прыгающим во время и после, пинают трупы, утаскивают их за собой, когда генерал не видит; война разлагает трупы гораздо быстрее, чем жизнь, беспрерывными издевательствами и ненужностью; что такое существование, если жизнь ничего не значит - что же это такое, если её можно вернуть, если можно сделать значимой. блок - человек многих наук, главная - убийство, пусть даже не собственноручная; военных все считают глупыми совершенно - блок к этому привык, одухотворенное лицо не строит никогда, академии стороной обходит (слишком лицо у него приевшееся да слишком фамилия звучная; вы же тот...) - маленькое исключение, жизнь можно вернуть, жизнь следует возвращать, безбожный александр смотрит на данковского издали как на бога, будто бы тот махнет рукой - и человек восстанет, и пусть этого не случается, если не считать того раза, который александр глазами собственными наблюдал, кто, если не бог, может вернуть жизнь?
ЧУДО ⸻
Я СОЗДАМ ЕГО,
СМОТРИ НА МЕНЯ ВНИМАТЕЛЬНО
ой, отвернулся - чудо от того стало еще только чудесатее; девчонка взглядом блаженным снизу вверх смотрит, а будто бы прямо в глаза, будто бы сжимает в тисках лицо и не позволяет отвернуться, гипнотизирует-зачаровывает движениями рук плавными да голосом хриплым, растянутым вдоль будто бы; александр верит - ему больше ничего не остается, пока солдаты его верные да любимые, бросившие и отвернувшиеся готовятся на трупах пировать, а после - травиться, ложиться подле них обезмолвенными, им подобно; когда шепот в столице за ним обрастает длинным шлейфом гнили и гадостей, запахом разложения, гари и страха - больше никто не смотрит так, как прежде, на александра власти смотрят, как на прокаженного, тот впервые думает, что взгляд, на него обращенный, истинно заслужил; когда оплот веры бывший да тайный ее предает - манится запахом твири, в легких марью душливой оседающих, манится глазами мнимой царицы - марии, в которой дух будто бы бешеный живет (александр понимает, почему женщин сторонится, именно в тот момент, когда их семью встречает - она смотрит угрюмо и по-дьявольски как-то), данковский на сторону мнимой магии черной перешел;
клара коснется головы руками своими благословленными, и боль пройдет впервые за последние несколько лет; клара залезет вглубь, в легкие, распространится спорами по всему организму и проникнет в голову; александр привык подчиняться - он властям слова "нет" не говорил никогда, клара говорит же взглядом своим, что знает их - знает лично и игру их разгадала, александр верит в истину, самостоятельно собой придуманную и в абсолют возведенную, на остатках сгоревших, когда верить уже не во что, а иная вера предательством горьким и почему-то совсем детским в сердце уколами отражается, остается только одно; Я ТЕБЯ НЕ ОСТАВЛЮ Я ПОЙДУ ЗА ТОБОЙ В ЛЮБЫЕ БИТВЫ Я ИСПРАВЛЮ ТВОИ ГРЕХИ - слышишь, сашенька? (мама, почему ты...) - маревом чернеющим уходит вдаль, не оставляя за собой следов, в одну секунду мелькают две разные клары, а какая истинная - невдомек; александр от отчаяния растущего верит любой.
вдыхать запах твири - слышать пение несуществующих птиц, вытаскивать воспоминания из детства деревенского, когда яблоки можно было собирать прямо с листьев опавших и объедаться вдоволь, где солнце светило каждую секунду, где мама пироги пекла и где можно было воздух полной грудью вдыхать - единственное живое в нем, единственное живое здесь, во всем городе проклятом горхонском, нависающем над ним гильотиной - осталось только время подобрать поточнее, чтобы отсчитать, когда она сорвется и покажет, что головушка-то у александра не пустая; он только надеется, что увидит, как здесь заново зацветут кустарники - не на трупах чужих, а на заботе. да только что ж это такое-то - выдумка али грех очередной?
[icon]https://i.imgur.com/AcdP7HH.gif[/icon][nick]alexander block[/nick][status]falling down[/status][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>сквозь хрупкие мосты неси меня в жертву</center>[/lz]
бессонные ночи с полуоткрытым окном, потому что уже ева ничего на это плохого не скажет — ева под землёй, ева над землёй, ева растворяется в бутылки твирина, евин смех слышится отголосками эхо в степи — данила горькую усмешку в себе подавлять только может и это притуплённое «ох, не спас». те самые бессонные ночи, в которых данила пытается найти рецепт правильный, чтобы излечить каждого, чтобы спасти город, чтобы здесь, в горхоне, хотя бы героем помянутым стать [время в столице уже пройденный этап, уже лишнее, уже позорное даже]. у данилы какие-то идеи и неосуществлённые планы в голове застрявшим винтиком в виске. он словам марии внемлет и по-своему всё равно в итоге делает, выстраивает длинные цепочки из собственных действий, чтобы в конце каждого дня сохранить собственную жизнь, которая сейчас не стоит даже копейки [ни тушёнки испорченной в банке, ни хлебной горбушки, ни иголочьки даже]; в своих ночах он каждый раз достаёт револьвер webley-fosbery и простреливает бандитские головы. в своих ночах ему снится мор, снится чума и каждое утро ломит кости так, что сил встать с кровати просто-напросто нет. усталость режет. усталость тоже может морить похуже голода или жажды, она разъедает изнутри, капилляры лопаются, соли меж суставами образуются и некому даже данковскому помочь-то — сам всем помогать должен с их проблемами.
лишь прятаться в своём плаще может и с другими своими речи вести примитивные, потому что народец здесь в большинстве глуп и смешон [стрепнячий народ отторжение вызывает, словно грязь под ногтями, хочется избавиться]. даня впитывает всё как губка — слушает те самые скупые речи и отталкивает от себя чары чужие, делает глубокие глотки твирина и чувствует как жизнь с другой стороны разворачивается вся, поднимает голову в небо и многогранник перед глазами картиной красивейшей видит.
и это убивает в нём все другие вопросы.
столица теперь не имеет никакого значение. неудачное стечение обстоятельств, где за одну секунды с прекрасного учёного и первооткрывателя течения «танатики» становишься национальным врагом и преступником, которому въезд в столицу теперь под запретом или расстрел. данила это прекрасно знает и без дополнительной посты и рассылок, знает это, когда встречает в управе военных и как те смотрят на него. когда-то его голос имел значение, руки не всегда были в неудобных чёрных перчатках, а жизнь не была в десяти миллилитрах спирта.
действия теперь такие нервные, словно пальцы обожгли зажигалкой, проводит ладонью по лбу, убирает лезущие в глаза пряди, словно хочет сейчас выглядеть получше, посолидней. змеиными глазами втрескивается в полководца четвёртой армии — александра блока — имя, которое тоже знает каждый и с уважением только вот относится, к даниле всё наоборот. данила не заслужил. данила оказался плохим человеком, плесенью мякоть белая покрылась, пришлось оставшийся хлеб из корзинки через окно перекинуть — с данилой сделали тоже самое. отправили в глушь, лишили всего и возвращаться теперь-то куда? его дом скорее всего ещё до приезда в горхон запечатали и закрыли, его все научные работы сожгли, всё, что он годами выращивал и каждому открыто рассказывал — прогорело и исчезло.
александр сейчас был единственной его связью с столицей, которая оказалась слишком неприятной и режущей где-то у сонной артерии.
сдавите мне горло, генерал пепел, уничтожьте, позвольте в летаргический сон окунуться и забыться.
[останавливается напротив, держит нужную дистанцию в несколько шагов и взглядом своим прошибает александрово плечо].
— вызывали.
плечи расправляет, слово птица клювов перья перебирающая в левом крыле. старается казаться выше, не таким уставшим и точно не слабым, но за столько дней в горхоне люди меняются. данила тоже не исключение. его жизнь была уже и в критическом состоянии, когда перед смертью лишь в миллиметрах бакалавр стоит. когда избивают степняки, когда травишься настройками этими странными, когда в кошмарах появляются «они», но образы на утро конкретные не всплывают ни в какую. данила данковский знает уже на собственной коже холодной, что значит быть на середине с жизнью и смертью, играться с нею в прятки и кошки-мышки одновременно. он играл с судьбой собственной и это приносил своих плоды.
он стал куда настырней, куда упрямей и грубее, оказалось, что не со всеми работает любезность. не все понимают «по хорошему», не каждый ведёт себя нормально, а данковсий для собственных целей сделает всё, что в его силах, даже если для этого придётся перейти черту морали.
она давно уже перечёркнута несколько раз. совсем уже и не разглядишь, что когда-то начерчена мелками была та самая линия морали на земле, земля давно всё проглотила, впитала под себя; он нарушал её, касался её пальцами своими длинными и жилистыми без перчаток и усмехался про себя, пока в голове бились друг об друга колокола.
многогранник не снесут — он не позволит. не позволит этого ни аглой, ни александру блоку, у которого прав и возможностей на данный момент побольше будет чем у самого инквизитора; когда данины глаза встречаются с пасмурным небом глаз блока, он вспоминает время в столице — тоскливое, странное, но до сих пор незабываемо горькое. он всем своим видом кричал дане о столице, о той самой свободе, которую бакалавр под сердцем своим собственным так долго хранил. свобода слова и распущенность = верёвка в узелке на шею закидывается, стягивает и воздух перекрывает.
вот, что значит истинная свобода — смерть.
— генерал, аlea jacta est. пути назад нет.
[nick]Daniil Dankovsky[/nick][status]bos in lingua[/status][icon]https://i.imgur.com/M2yepA9.png[/icon][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>fieri sentio et excrucior</center>[/lz]
СПОЙ МНЕ ПЕСНЮ
НАПЕВАМИ, РАНКАМИ И КРИКАМИ;
(КАКУЮ?)
видно, только о конце света - так возьмемся же за руки, закованные в перчатки жесткие, поднимем их гордо ввысь - смотреть вдаль взглядом пустым, стеклянным, ударишь только по глазному яблоку - внутри зазвенит тьма внутренняя тихими перестуками; встать в шеренгу - нога к ноге, ровно-ровно, будто от того жизнь зависит [ах, какая прекрасная шутка], и смеяться оглушительно - у них цвет запаха багрового, они из могил сырых, не вырытых еще, но совсем вот-вот, шагают ровно, на выверенном расстоянии, оружие к боку крепко прижимая; александр идет во главе оживших мертвецов - струпья покрывают лиловыми ранами голову, на шее переходя в глотку разорванную, пустая грудная клетка свободно держится в форме, ничего не мешает; ему никогда не снится грядущее - сны всегда врут, манят руками когтистыми, затягивая в тину болотную. дернешься - поверишь; александр - сломан, александр, кажется, готов поверить во что угодно - но только не в собственные кукольные тряпичные конечности изорванные;
оковами металлическими холодят кожу цепи, не разорвать никак, скованы они все - по душеньку каждого придет нечто, что блоку на трупах запеченных всполохами багровыми являлось, ухмылялось, скалилось ядовито; скалилось, но не трогало никогда - александр колонной стальной спокойно взирал в глаза тому, чего не должно было бы в этом мире, тому, что мать-земля не призывала, паразитам бестелесным, грязью чернящих воздух, через него в глотку пробирающихся щупальцами склизкими, тошнит, губы сожми крепко - чтобы не подпустить, чтобы пройти дальше, чтобы посмотреть сверху вниз на творение не рук своих, но слова - александр пятнает кровью не руки свои, она пятнами липкими с губ стекает разбитых себе в назидание; в зеркало смотреть нельзя - запрещено неписанным законом - маленький сашенька смотрит на поверхность озерную взглядом гипнотическим, будто моргнешь - а там и русалки выдуманные полезут, песней своей звать начнут, затягивать; (да кому ты нужен); посмотришь в зеркало мутное - по стеклу разбитому кровь каплями сочными стекает, на костяшках запекается медленно, болью жгучей целует - нежностью губительной пропитывая, да только яд пуская сильнее, черными линиями расходясь под кожей в венках да артерия; александр думает - и он сам такой. александр не целует никогда - боится вытравить все живое касанием смертельным, проклятым, целует он только руки кларины священные - она выдерживает, она его благословляет, ношу грузом неподъемным на плечи его возлагая; он сделает, он выдержит, что угодно выдержит, только бы-
ПТИЦЫ КРИЧАТ ПЕРЕД СМЕРТЬЮ |
александр - пороховая бочка, со времен военных оставшаяся ненужной, в забытом сарае служащая подставкой для ведра ржавого да продырявленного; отсыревшая вся, прогнившая насквозь, так и не использованная, когда надобно было, а потом - забытая да выброшенная к чертям, сосланная куда подальше; александр - мертв давным давно, и он, честно говоря, не уверен, что когда-то истинно жил - сашенька жил, сашенька ногами босыми шлепал по траве сырой, по которой до него роса утренняя пробежалась, смеялся заливисто под солнцем осенним; александр - давным-давно не сашенька, как мать похоронил в возрасте раннем слишком - не сашенька, как в ополчение пришел мальцом совсем, исподлобья глядя - с тем пор не сашенька. мертвое к мертвому - александр умеет только смерть нести, ничего за собой не оставляя, кроме запаха одиночества и трупов сгнивших в братских могилах; данковский - зажженный фитиль, в темноте непроглядной сияет ярко-ярко, мотыльком приманивая - александр, крылья обрывая, взгляда не отрывает, упадет только - да взрыв случится (александр мечту о том, чтобы взорваться вспышкой яркой с концами, лелеет нежно).
у виктора глаза черные-черные, внутри вьются мошки будто бы трупные, бурей агатовой сливаясь воедино; у всех такое, кто с виктором рядом, на всех он свое тление переносит - у данковского в глазах свет прежний тухнет, блеклым становится; данковский, воскрешая, александра убивает - с упороством ледяным, совершенно того не замечая.
- что ж, в таком случае, интересный вы путь выбрали, данковский, чего греха таить. несомненно интересный.
блок внутренне в верности самозванке клянется, попирая и имя ее, данное окружающими, и рассудок собственный; ему нечего терять - у него никогда не было чего-то, за что можно было цепляться, кроме собственных незыблемых идеалов - крошащихся сейчас с ненавистью чернеющей, неистовством диким; александр - герой ГЕРОЙ ГЕРОЙ ГЕРОЙ АХ КАКОЙ ВЫ ГЕРОЙ АХ ВЫ ТАК ПРЕКРАСНО СЕБЯ ПРОЯВИЛИ АХ ВЫ ОБЯЗАНЫ НАМ ПОМОЧЬ АЛЕКСАН- ИДИТЕ К ЧЕРТУ; обязанность героя - протянуть руку утопающему, утопающему во мгле городской, в запахе твири степном, легкие пленкой липкой обволакивающим; александр о б я з а н - клара говорит, у него нет никаких обязательств, клара говорит, он никому ничего не должен - будто бы он вольный человек, но человек - обозначение лишнее, для него фальшивое; человек - существо живое, не просто дышащее, то, которое существовало хоть когда-то. александр не жил никогда - он верил истово, что воскресят его однажды.
вот только воскрешать больше некому - единственный, кто мог, и сам будто бы мертв почти.
- мне вот что непонятно - вы, человек образованный, и в вещицу эту уверовали? что же случилось такое, что каины вам наговорили, что вы им доверились так слепо?
(александр - все еще чертов эгоист)
[icon]https://i.imgur.com/AcdP7HH.gif[/icon][nick]alexander block[/nick][status]falling down[/status] [fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>сквозь хрупкие мосты неси меня в жертву</center>[/lz]
(будущее делает так: «тик-так»), — данила ощутимо испытывает вязкую деталь одежды, которая так сильно обхватывает его горло в животном желании, что все мысли превращаются в такой же животный побег. пустота эта ошеломляет, она поражает нервные клетки и не даёт дани спокойно сфокусироваться на своей первоначальной цели. червь зла смог за несколько дней пробить эпителий и въесться под кожу, спрятаться в кальции и другой органике, словно это всегда было его частью. он смог внедрить в данину голову свои идеи, застелить старые взгляды совсем новыми, такими чужими и совсем не свойственные для его гениального ума — каины не внемлют, каины не прислушиваются, каины исповедуют своё. даня змеёй вьётся около гнезда кишащего всей самой отвратительной и чумной животностью, они протягивают свои руки к данковскому и если сперва он видел руки дряхлых старух, то сейчас это были нежные ладони молодых девушек, приятный баритон мужского голоса и тяжёлые фамильные перстни на костлявых руках. виктор с марией и георгием говорят о течении времени, о многограннике, о чудесах, в которые даниил никогда в жизни и не верил [«танатика» — это другое, это сказать non смерти и обходить её каждый чёртов раз, это нырять-падать-выворачиваться и каждый раз подниматься на ноги, это кричать в лицо смерти, смеяться в лицо смерти и обходить её окольными дорогами, dum spiro spero]. кожа змеиная дорогим серебром поблескивает при солнечном восходе солнца по улицам горхона. ухмылка появляется на лице с первым недоверием александра и его почти-что насмешками над ним.
под окном разрастаются в колоссальных количествах волшебные плоды, скреплённые обычной водой и смешанной субстанцией мёртвых клеток. под окном кричат детские бурные голоса, спорящие у кого игрушка лучше и у кого мама готовит тоже лучше. под окном кричат друг на друга два пьянчуги, которых через некоторое время под локти ведут законопослушники [когда-то даня тоже к ним относился, когда-то он тоже любит всё по закону, но всё сломалось как самое тонкое стекло после чистки его песком]. данина матушка так много говорит о законах и так мало об воспитании, она постоянно хотела наставить своего единственного сына на истинный путь, но даня выбрал свой путь, отрёкся от родителей, пошёл в одиночку и не погиб. даня вообще всегда был одинок, другие не имели никакого смысла, эгоистическая натура выбивалась из под воротника плаща змеиного, чёрные волосы спадают на глаза, закрывают половину мира и дане это никогда не мешало — мир всегда видел его.
(будущее делает так: «тик-так»), — видоизменённый углерод, смещения костей и сустав, перемещение разума в другой сосут, вечная жизнь и полная победа над смертью — цель дани. уничтожить и перебороть, словно вирус. чума была ничем для данковского на данный момент, его целью было одолеть смерть, дойти до конца без последней ступени и оказаться в выигрыше. стать сверхновой, сверхчеловеком, вознестись к самим истокам и перевернуть всё верх дном.
мир всегда видел его, но александр блок не был всем миром и обходил взгляды даниила стороной. он, словно выходил каждый раз из помещения, когда данковский открывал свой рот, чтобы рассказать хотя бы что-то. александр блок был мошкой, вечно жужжащей под ухом и раздражающей. он смотрит своей серой сталью глазной и становится совсем не по себе из-за этого. он смотрит по-военному, с неприятным нажимом и порохом в воздухе. он смотрит сквозь и, если бы дане было неотёсанные семнадцать, то может он бы и повёлся на это всё.
— каждый волен выбирать: дом, любимого, друга и свою жизнь, надеюсь, вы понимаете о чём я.
он не улыбается александру, не сломается под его взглядом и не утонет в солдаткой грязи их высоких ботинок. даниил нагл в силу возраста, слишком самоуверен и самоотвержен, чтобы не подогнуться под чужую идеологию, под чужой взгляд на жизнь, который снесёт всё на своём пути. он смог отыскать смысл в многограннике из-за его существования, из-за той самой жизни, которой в нём не должно было быть, но она была, всегда была и точно сыграло важнейшую роль. данилова танатика была так близка к совершенству, к полному её идеалу и он сделает всё, чтобы осуществить это.
александр смотрит сверху-вниз, совсем не пытается быть на равных и даню это раздражает, вызывает какое-то отчуждённое чувство возвыситься, подняться над ним и стать совсем другим человеком. мир под ногами крошится, земля становится куда родней и мягче под чёрными ботинками из лавки. он делает шаг, как можно вальяжно и расслабленно, словно этот «допрос» никаких эмоций у дани и не вызывает вовсе [почему ты меня не слушаешь? почему не видишь?]. мир крошится, земля продолжает совершать свой круговорот и даниил запрокидывает голову, смотрит с совсем подростковой искрой в глазах, потому что он тоже знает на что давить должен.
что такого сделать должен, чтобы в итоге спрятаться в обглодавшем людском черепе. черви прячутся под местоположением глазных яблок, чёрный дух высматривает в александре его очерневшую, откипевшую душу, которая с военным временем стала только более рыхлой и совсем бесцветном. как подобает настоящим солдатам, ведь всё идёт всегда народу.
— генерал, вы и вправду уверены, что моя вера слепа? как вы так можете говорить, если сами в рот девчонке заглядываете и верите. или моя вера не такая же, как и у вас, генерал пепел?
правда ли это, что «генерал пепел» — это не страсть та военная, не то имя, которым гордятся, не то слово, после которого тишина? правда ли это, что александру это прозвище совсем не нравится? почему? звучит как гордо и самодовольно, данила бы сам с удовольствием превеликим носил его, но к чужому в итоге никогда не тянется.
— sic vita truditur, такова жизнь.
[nick]Daniil Dankovsky[/nick][status]bos in lingua[/status][icon]https://i.imgur.com/M2yepA9.png[/icon][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>fieri sentio et excrucior</center>[/lz]
МАМА,
ПОЧЕМУ Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ?
( ты не хочешь умереть, ты врешь / звенящее двуличие сковывает по рукам и ногам )
мама молчит — она больше никогда не ответит, мама испускает дух давным-давно в прошлом: не является ему призраком и не посылает письма с того света, в новой маленькой квартирке, выданной властями за достижения по службе, не мигает свет и не царапает ничто когтями выдуманными по доскам половым — александр с детства в себя впитывал истории всевозможные о жизни после смерти, о душах неупокоенных, преследующих живых после смерти своей; о том, как незримыми шагами следуют за теми, кого любят и неотрывно следят за теми, кого ненавидят. рядом с александром гостем вечным незримым остаётся лишь тишина — его не преследует ни одна былая душа;
александра не ненавидят и не любят — блок себе имя создаёт с упорством и рвением почти что бесконечным, переступая через жизни чужие, кровью покрываясь с пят до головы и выслуживаясь перед властями — ищет от них поощрения, которого иначе ни от кого никак не получить [получает, почти что питается им — но оказывается в какой-то момент, что счастья и жизни это не дает]; блок — это пожирающее безразличие по отношению к себе и к миру окружающему, блок — это любовь бесконечная к чужой жизни и ненависть к собственной, их отнимающей; ему говорят — ты избавляешься от паразитов, ему кричат с верой одержимой в собственные слова — все это нужно ради мира [а что такое мир?]; александр — оружие с заржавевшим напрочь стволом, стреляющее наразрыв, когда и как скажут; александр — оружие, которое давным давно пора отправить на убой подобно свинье на фабрику с бесконечной перерабатывающей машиной, переламывающей не на остатки тела и сгнившее мясо, а обрубающее гильотиной заточенной ошмётки душоньки мёртвой, которую ныне не собрать по частям; идеалы струпьями острыми лезвиями перемолоть в извращённые цели; александр — сломанная игрушка, которая себя осознала и все ещё отчего-то подчиняется собственным хозяевам и на смерть грядущую послушно идёт ровным военным шагом;
клара — свобода, мир, которого у александра прежде никогда не было; клара — жизнь и смерть, связанные воедино неразрывной петлей уробороса. александр надевает чёрный китель и чёрный плащ, с поволокой чёрной в глазах смотрит и несёт за собой амарантово-темные следы — александр будто смерть во плоти, оттого и тянется к светлому в самозванке как к ростку среди червивых гниющих остатков; данковский — он другой, данковский не жизнь вовсе, как можно было бы подумать мыслью шальной и не свет в конце туннеля. если жизнь — это солнце, то данковский для александра луне подобен, его свет ловящей и на себя перетягивающей, данковский — это тот, кто смерть уничтожает, кто против неё горит взглядом и душой,
александру, быть может, потаенно хотелось всегда только одного — быть поверженным не в сотнях выигранных битв, а более прозаично и более жалко. александр, наверное, сам по себе жалкий до боли — со своей стальной выправкой, грозным взглядом сверху вниз и холодным выверенным голосом; он, может, далеко не такой, каким кажется — возможно, это и уничтожает его сильнее всего.
— в этом есть толика эгоизма, вы не считаете? впрочем, солдатам не приходится выбирать. не думаю, что вы поймёте — отчасти, думаю, даже рад, что у вас не выйдет.
многогранник — ложное обещание жизни, мираж, остающийся навсегда вдали — на одном и том же расстоянии, сколько бы ни вышло пройти. паразит, иглой заострённой из тела земли жизнь забирающий, поглощающий, отнимающий у неё будущее — маленьких и юрких, сильных и отважных детей со взглядами совсем взрослыми и обычаями странными и замудренными — совсем непонятными для него, александра. город этот — лабиринт в утробе бычьей, потрохами наполненный да последние дни до конечного убоя доживающий, клара — та ее часть, жизнь знаменующая — спасение, священные антитела, которые помогут всем очиститься, гниль из засорённых внутренностей вытащить и остатки яда трупного высосать; клара никогда не говорит слова дурного про многогранник — александр думает грешным делом, что, может, он просто завидует, что злится,
что, может, многогранник отбирает не только будущее города этого, но и его, александрово, прошлое: воспоминания о матери, о былой жизни и о первых днях в армии, о данковском — том, столичном и совсем-совсем другом (якобы — блок из-за упрямости врожденной отказывается признавать отсутсвие каких-либо ярких перемен, через картину росчерком ярким прошедших и ее испортивших). многогранник отбирает данковского, никогда ему не принадлежащего — никогда не дарившего ему даже своего взгляда мимолетного — и александра это... убивает.
— у вас совсем иная вера, данковский — иная, чем прежде. разве же вы прибыли сюда затем, чтобы посвятить жизнь воздушным замкам этих обезумевших? где ваша рациональность, где ваш разум?
«генерал пепел» — ожогом химическим по шее, струпьями пылающими покрывающейся; «генерал пепел» — вечное клеймо.
«генерал пепел» не может зажечь свящённый огонь и в пепел обратить неверных — в первую очередь потребовалось бы сжечь себя самого.
— вы ведь все равно не выживете. многогранник не дарит будущего вам — так для чего же эта вера нужна? вера в то, чего вы не знаете? когда-то я верил в вас, данковский, и в то, что когда-то вы сможете постичь тайну воскрешения. почему же вы эту веру забросили?
ПОЧЕМУ ЖЕ НЕ В СИЛАХ ВОСКРЕСИТЬ МЕНЯ;
ЕСЛИ НЕ МОЖЕТЕ — ДОБЕЙТЕ / УБЕЙТЕ / УНИЧТОЖЬТЕ СВОИМ ВЗГЛЯДОМ;;
[icon]https://i.imgur.com/AcdP7HH.gif[/icon][nick]alexander block[/nick][status]falling down[/status] [fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>сквозь хрупкие мосты неси меня в жертву</center>[/lz]
хитинов покров распадается, трескается шелуха, словно лезвием ножа по рыбьей шелухе в противоположную сторону [обратите свои взоры на меня, посмотрите на мои труды — это будущее]. данковский всматриваться в людей не привык, они не так интересны, они лишь косвенная связь с бессмертием, они лишь сосуд, которые, возможно, когда-нибудь смогут обрести этот дар. скальпелем сделать надрез у брюшной полости, в перчатках вглубь свою руку продвинуть, ухватиться и покрепче сжать, словно сжимаешь красное яблоко. и даниил улыбается искренне только в такие врезающиеся моменты, когда чужая жизнь зверем мечется в стороны, когда она не знает на какую сторону должна ступить и данковский продолжает исследовать. он улыбается своим работам, своему будущему, но никогда и никому живому — кожаные ремни даже в столице всегда были слишком удачно, очень хорошо прямо по цели, отец дани мог даже не прищуривать свои крысьи глаза, чтобы сфокусироваться [костяшки обтягивает лоно человеческой кожи, белые пионы выцветают в грязный дождевой цвет, словно под косые взгляды прихожан].
доказывать из раза в раз свою правоту, писать письма в правительстве и научную исследовательскую, проходить эти этапы каждый раз по новой и не отходить от заданного пути ни на шаг. стремиться к этому будущему, словно оно само в руки передаст тебе бессмертие впитать его ты сможешь через рот.
— вы не понимаете истоков, а я в свою очередь не должен раскрывать все свои планы. всё, что я могу вам доложить, генерал, это лишь сокровенная необходимость сохранить многогранник, именно он свершит будущее, которое я так жду.
цепляться всем телом за смерть, обниматься и целовать её в обе чумазные щеки, даня не видит в этом ничего такого, не видит в этом ничего презрительного и омерзительного, потому что ежедневно видеть степняков — вот настоящее омерзение. одонги и травяные невесты и неизвестно, что ещё прячется под землёй этого города, даниил вскидывает голову, почувствовать бы как позвонки хрустят, словно щебет последних, не умерших от чумы, птиц.
он смотрит на александра и не понимает — он так глуп и необразован или это те самые «чары» девчонки? поближе подойти да взглянуть стоит, данковский этот непростительный шаг в сторону блока делает, равняется с ним и становится совсем уж поразительно маленьким, пойманным тараканом в банку из под солений. вглядываться, глаза свои прищурить и чувствовать как ладони в чёрных перчатках кожу растирают, шелушится она змеиным покровом начинает.
такие как даниил данковский, они делают всё идеально, до безупречности гадко, что плевок в землю считается лишь очередным завидным и протяжным: «как так»; он делает всё идеально, вписывает собственные правила в уже начатую игру, гребёт под себя, творит по подобию и продолжает упрямствовать. его воля тянется ещё со столицы, она протяжным трезвоном гудит в висках, когда всё скидываешь на этот «горхонский воздух», когда перед сном несколько глотков мерадорма, умываться несколько замерших минут и после вглядываться совсем без страха в собственное животное отражение — что ты видишь? таракана? змею? что это?
ухмылку с себя выдавливает, которая вечно выводила из себя отца ещё больше, ожесточённая порка продолжалась изо дня в день [ты должен понять чего ты хочешь, даниил понимает лишь то, что семейные узы — это ничего, кроме одной крови]; подходит вплотную, в макушку ударяет чужое дыхание, а под костями бьётся собственное сердце в чужестранной агонии — противнопротивпротивно — замереть в осознании того, что пальцы небрежно пытаются скинуть красный сюртук, но лишь замирают в пуговицах.
— александр, — вытянуть линию нападения, пойти в самоволку на минное поле и начать прыгать около коровьих разорванных трупов. даниил знает как на имя своё собственное солдаты реагируют, по несколько лет их не слышат, такие как генерал блок и подавно забыли скорее всего как их зовут, только звания эти армейские, только титулы эти совсем не нужные, на войне титулы не спасут от смерти.
но данковский мог спасти, если бы александр только попросил бы его.
если бы только дал это заветное и такое необходимое сейчас время. осталось ещё совсем немного.
— посмотрите только на нас. вы говорите, что я оставил свою веру, но не ли вы знаете о ней с самих их зачатков? танатика — это не просто вера, это сверхнова, это та конечная для человечества. кажется, плохо вы всё-таки слушали мои лекции.
уничтожить, не убить, — данковский улыбается где-то подкожно, прячет выросшую от прямого попадания ухмылку. он научился стрелять давно, когда ещё юнцом был, когда не планировал связывать себя с наукой, но уже тогда знал, что это сможет пригодиться. сейчас он мог убить оружием и словом, как те громовержцы из книг запрещённых [люди до сих пор страшатся всего необъяснимого, сверхъестественного и тайного, пока даниил изучает и исследует, до истины медленно докапывается]; истина александра блока была в простом, самом наивном и глупом — внимании. только вот даня не планировал скинуть козырь именно сейчас, не планировал, но армейский кодекс, о котором ему никогда неинтересно было даже узнать — смахивает все заготовленные фразы и план собственный [раздражение дождевым червем лениво ползёт к подкорке].
приходится сдавливать незаметно пальцами кожу александрову, чтобы тот голову свою преклонил, чтобы прислушался и наконец услышал.
[nick]Daniil Dankovsky[/nick][status]bos in lingua[/status][icon]https://i.imgur.com/M2yepA9.png[/icon][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>fieri sentio et excrucior</center>[/lz]
Отредактировано Francis Abernathy (13.10.20 12:52)
— ВСЕ ПРОЧЕЕ СТАНЕТ ОГНЁМ;
шестеренки ржавые лениво толкаются друг о друга и шершаво щёлкают, осыпаясь рыжим налётом на землю: здесь будто бы все остановило свой ход, и только равное дыхание александра, в туманном воздухе льющееся чистыми струйками, напоминает о том, что здесь — в безмолвном воздухе и тихом да редком плаче блудных стрекоз, упрямом в своей пустоте [александр упорно ищет, но одновременно боится это делать; смотрит почти что робко, далёким сашенькой из прошлого с вихрами на голове неумными и румяными щеками — в противовес нынешней мертвенной бледности; в этом он удивительно подходит городу на горхоне, так, будто бы течёт в нем кровь, со здешней речной водой смешанная // чего александр боится? собственной ли ошибки? назидающим голосом властей отбивает молоточком в голове — вы не имеете права на ошибку]; александр права на ошибки не имеет, но совершает их раз за разом — тогда, когда всякий раз прижимает руку в готовности военной к голове и вешает оружие на собственное плечо, уже совсем забыв, как когда-то прежде оно оттягивало плечо и оставляло на нем багровые синяки; тогда, когда взглядом попадает на тонкую фигуру данковского, издали, из аудитории, кажущуюся и вовсе миниатюрной — но силой своей внутренней неудержимой и уверенностью страшной будто бы выше самого александра.
так где же это сейчас? осталось ли все это там, где было, или же прячется за собственноручно александром созданной завесой — фантазией о том, будто бы многогранник поработил живой ум; фантазия ли то была или реальность — взгляд даниила колет острыми шипами, вонзаясь куда-то совсем глубоко, туда, куда таким, как александр, и вовсе не принято никого впускать — туда, где близко к сердцу лежит выцветшая фотография матери со следом от шального пулевого ранения, бывшего когда-то давно, по бурной юности александра, когда тот высовывался, когда не нужно и слишком сильно стремился в бой; слишком сильно стремился быть полезным хоть кому-то после того, как остался совершенно один, и понадобился только маленьким фигурам, слишком заигравшимся в песочнице;
александр знает слишком много, чтобы падать внутренне все ниже и ниже, оказываясь на самом дне — там, где вместе с муренами и рыбами-светлячками поджидает его богом подводным и безумным клара, затягивая щупальцами все глубже и глубже; в падении александр ищет спасение, потому как в жизни его найти отчаялся — святые руки самозванки настолько же глиняные да костяные, как сам многогранник, поведёт в танец — забудешь, с кем танцуешь, в один момент спрятанный в длинном чёрном подоле юбки шабнак, не прикрывающем ноги, которые о ней все сказки да секреты рассказывают; александр ровно настолько же глубоко потонул, насколько даниил — и насколько же печально осознавать, что теперь они наравне.
что теперь александр не может выстрелить, а даниил — оживить. оба они предатели, что оставили самих себя — тех, кем им было предначёртано кукловодами звонкими стать — а, может, и нет.
может, вот та самая истинная судьба для обоих — стать ничем и одновременно всем, разными сторонами одной и той же монеты из глины, смоченной горхонской водой; вдохнуть сей воздух в себя и отдаться ему без остатка; мантрой:
ДЕЛАЙ ИЗ МЕНЯ ЧТО ХОЧЕШЬ, КЛАРА, ПЛЕТИ ИЗ МЕНЯ ВЕТВИ —
(поодаль:)
— В ТЕНИ ТОЙ ВЫСОКОЙ, ЧТО НЕБО НА ДВЕ ЧАСТИ РАЗДЕЛЯЕТ, СПАСЕНИЕ.
александр судорожно выдыхает — даниил все по-прежнему такой же гигантский и, глядя на него сверху вниз [слишком близко слишком близко отоЙДИ // выдохнуть почти что в лицо порохом и пылью, слизью острой покрывающей легкие], кажется почти что титаном; сжирает ли тот своих детей, подобно им — александр не знает, но смотрит на него как на откровение сущее, впервые представшее перед глазами; на деле — тенью воспоминаний оживившая что-то внутри [александр тихо думает — он по-прежнему умеет оживлять; александру хочется дотронуться до чужой руки и убедиться, что они — тоже чудотворные].
— вы видели меня, — на сей раз уже не нервничая, главное преимущество, которое он вынес из сотен битв с неизменными победами и бессчетным количеством медалей и наград: стальные нервы, которые можно пробудить тогда, когда над душой опасность почти что физически ощутимая висит; даниил — опасность ровно настолько же, насколько и (правда ли? или грезит опять, как для него неподобающе?) спасение, — что ж, не скажу, что прятался, но удивлён, что запомнили.
александр подходит ещё ближе:
// ДЫШАТЬ ОДНИМ ВОЗДУХОМ
ВЕРИТЬ В ОДНО С РАЗНЫХ СТОРОН \\
— что ж, если все так, как вы говорите, я бы не отказался послушать сейчас. одно дело слушать издали — но, согласитесь, когда рассказывают лично, наедине — то гораздо приятнее. из всего, что я вынес, танатика отрицает фантазии, но провозглашает чудо — так скажите, не в это ли я верю? скажите, верно ли я иду — и не сошли ли с пути вы?
сойти с рельс, остановить поезд стоп-краном, но никогда — самого себя; идти пробойно и уверенно, по трупам собственных мыслей и сжигать дотла привычным способом все мосты, соединяющие с тем, иным мире, тонущем в дымке и кажущемся ныне большей иллюзией, чем все прочее окружающие, верить в то, что—
— я мог бы пойти за вами вместо клары — пойти куда угодно не глядя — но вы свернули туда, где в омуте живут бесы.
[icon]https://i.imgur.com/AcdP7HH.gif[/icon][nick]alexander block[/nick][status]falling down[/status] [fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>сквозь хрупкие мосты неси меня в жертву</center>[/lz]
не отслужить из-за медицинской профессии и как таковой задолженности уже столице и самой стране, но знать как правильно стрелять и попадать прямо в окрасневший плод яблока, в десятку, в самое сердце и изломить рикошетной пулей изнутри [идеалистические оттенки правильности и решимости, словно знать будущее и предугадывать каждый промах возможный]. бакалавр данковский — выкрики в тощую спину, накрытую змеинным плащом, каждый раз слышать о прихожан о своей знакимости и надобности, потому что он и есть то самое великое будущее, он сверхнова и накаляющаяся сталь, которая ожесточённо сражается не только с противниками, но и за жизнь [смерть протыкается вилами простецками, вбивается гвоздями в подкормке для мозга, иглами цыганскими, такими острыми и грубыми под ногтями]. рубец разрастается в поцелуй красной розы с шипами, такой колючей и дурманящий. скользкие ладони, словно языки пламени, обогащают каждого, дарят необъяснимое тепло и ответное доверие получают, впитывают его, словно корм для собаки, словно нелюбимая треска копчённая.
он не смыслит в военном деле, не хочет даже вникать в армейскую службу александра блока, только вот его осунувшееся лицо, его морщинки у глаз и сухой, словно обгоревший фитиль в зажжённых фонариках, голос обдаёт мерзлявым холодком, совсем не столичным. дальним и чужестранным, такого в городе на горхоне не наберёшься, тогда где? в горхоне люди все чёрствы, словно сухарики, уже давно неживые обсохшие и деревянные, словно те чертята, которыми в малых годах играл даниил, сидя на полу в гостиной комнате, которая в недостаточном и слишком бедной мере была обставлена мебелью [залепленная квартира лентами и охраной точь-в-точь повторяет старый интерьер, словно всё своё детство тот лишь заучивал что и где как стояло]. даниил здесь чужестранец, совсем не под людей сделанный, совсем уж своими опилками и чемоданом столичным выбивается из обществ, которое неприятно даже данковскому — они глупые, необразованные, совсем уж дикари какие-то. у даниила чешется кончик носа, слезятся глаза и настроение выблевать весь этот недельный мусор, который ему пришлось отужинать за всё это время. у столицы даже запах другой, совсем не этот степнячий, пропахший твирью, полынью, спиртованными мозолистыми ладонями, но совсем не ради дезинфекции. здесь — пыль, одичавшие убийцы и озорные дети, в которых, у единственных, проблеск на будущее пёстрыми птичьими перьями. выловить да выщипать все, на операционный стол и скальпелем надрез шириной в миллиметр сделать. что же в этих детях такого? почему многогранник только работает ради них и для них? в пробирку не только кровь взять на анализы и проверки, но и косточки маленькие и мальчишеские да хрящики.
у даниила руки в крови, ради своей идеи он сделает всё возможное, даже убьёт, скорее всего даже умрёт. видеть в смерти новое начало, а в новом начале совсем новую жизнь, некая реинкарнация и продолжение жизни своим чередом и по времени исконно собственному. он, который пропах медицинскими препаратами и витками совсем новыми со вкусом бычьих рогов, земли и острия ножа — новая смерть-новое будущее; вверять лишь собственным словам, прислушиваться лишь к особенным, лишь к тем, кто достоин его и идей его собственных, выгороженных и выседевшихся так долго.
стоит ли довериться александру? готов ли он для такой правды или узурпаторское мышление не позволить предвидеть и вправду худшего исхода, если тот пойдёт за кларой? что же ему делать? как же поступить? (даниил знает всё это наперёд, часики нашептали и ему тоже, мария обогатила сокровищем, показала что есть настоящее, а что чёрствеющим ржаным хлебом — лишнее и неправильное. вера в клару была неправильной, самым несмелым решением, дорогой для трусов и простаков). языки змеиные перешёптываются друг с другом, спрашивают совета и переспрашивают по несколько раз, они свой яд с огромнейшим желанием сдерживают, пока зеленоватая жидкость мягкими капельками по низу катится, словно так и должно быть.
— я здесь для того, чтобы показать вам возможное будущее, в котором нас может и не оказаться, александр, если вы не встанете на мою сторону. я не буду выжидать или слепо бегать за каждым, как это творит сын бураха.
смешивать их дыхание, дышать в унисон и размеренно, слишком спокойно; выжидать какого-то таинства, словно свадьбы у травяных невесток и их скоропостижной гибели во имя степняковских богов, о которых даниилу и знать-то не хочется. он в тех никогда не уверует и их сил никаких не признает, только оглядывается изредка по ночам нервно и обеспокоено — вдруг глиняные чудовища знают, где он живёт.
— если мы пойдёте за мной, позволите уберечь многогранник от его разрушения, тогда и сами осознаете, что поступок был верен. я был внутри, александр. и это не магия, о которой рассказывает клара, не степнячьи уверования, о которых толкует непутёвый артемий. многогранник — это иное, непостижимое для людского ума, поэтому мне он и нужен, внутри него таится весь смысл, все ответы на вопросы о бессмертии, жизни и смерти, потому что именно он соединяет всё в воедино. damant quod non intelegunt. осуждают, потому что не понимают, александр.
[nick]Daniil Dankovsky[/nick][status]bos in lingua[/status][icon]https://i.imgur.com/M2yepA9.png[/icon][fandom]pathologic[/fandom][lz]<center>fieri sentio et excrucior</center>[/lz]
Отредактировано Francis Abernathy (17.10.20 17:42)
Вы здесь » passive aggressive » альтернатива » треснули зеркала от мертвой тишины