Алларос морщится, когда слишком шумно над ухом гудит кто-то из воинов Инквизиции. Пьяные люди, эльфы и гномы порой были хуже занозы забравшейся под пластину ногтя. У него не было настроения праздновать, хотя всё, что случилось, праздник предполагало. Они выиграли. Победили, несмотря на ощутимо превосходящие силы врага. Только сам он не ощущал ни победы, ни триумфа. Его душа не нашла покоя от убийства Корифея, от того, что он был где-то недалеко от места главного столкновения. Ну, как недалеко. Как и множество других солдат и агентов – бился с армией внизу, пока Инквизитор и его спутники решали самый тревожащий, так сказать, вопрос.

Победа была тут, шрам затянулся зелёной полосой, красиво мелькающей на фоне темнеющего неба, разорванного остатками заката. В воздухе гудел покой, Скайхолд частично расползался по своим домам за пределами крепости. Их война закончена, хотя, конечно, многие остались в холодных стенах, с надеждой помочь миру окрепнуть после изнуряющих битв.

«Приют Вестника» гудит ещё добрых несколько дней, и даже сейчас, пока эльф стоит, подпирая собой стенку, шум этот не прекращается. У него нет сил, чтобы отвлечься от того, что ему некуда возвращаться. Всё, что было у него – лишь сестра. А та уже битый день ходила хмурая, с видом таким, будто лицом к лицу повстречала всех древних эльфийских духов разом, и каждый из них пообещал ей смерть.

Он ищет в себе терпение для того, чтобы не лезть к ней, чтобы дать ей пережить то, что она наивно считала потерей. Солас не был потерей, и каждый раз, когда об этом готова была зайти речь, Лавеллан только фыркал тихо, отчасти презрительно. Скалил тем самым зубы неосознанно, как животное, которому наступают на хвост или пытаются схватить за уши.

Хотя, попытайся кто-нибудь взять его за уши, так он непременно бы показал, что посох можно использовать и как лёгкий способ раздробить пальцы металлическим наконечником. При должном усилии и подходящей поверхности.

Шум в помещении становится ещё сильнее, и он вздыхает негромко, отталкивается от стены, расцепляя руки, находившиеся в замке на груди. Выходит на свежий воздух, морозный столь высоко в горах, делает неглубокий вдох.

Небо над его головой, стоит лишь поднять глаза, тяжёлое и серое, как гранит, пожравший солнце. Верно, собирался дождь и скоро обещал подняться ветер. Алларос хмурится в неприветливый свод, поджимает губы упрямо, будто сражается с твердью небес за хорошую погоду. Но нет, его лишь гложет предчувствие бури. Магия всегда вибрировала в нём тонко, и он глубоко любил это искусство, стремился постичь и сохранить крупицы знаний, дарованных его наставницей. Её мудрости так не хватало ему сейчас, чтобы понять, как поступить и что означают противоречивые чувства где-то за клетью груди.

С сестрой рядом всегда становилось легче. И он скучал по ней. Перерыв в их общении, случившийся из-за победы и последующего исчезновения одного лысого откровенно неподходящего Иве эльфа, нагнетал состояние лишь сильнее. Стоило, пожалуй, сделать первый шаг, чтобы вернуть всё на круги своя. Его сестра была достойна большего, и, он знал, пусть сейчас тоска будет тяжело и словно непреодолимой, но это тоже пройдёт.

Алларос никогда не оставит её одну, не даст ей быть одинокой душой.

Отступая в сторону сада, где часто любила сидеть Ива, он вслушивается в свист усиливающегося ветра. Замирая под новым открытым сводом, возле колодца, поднимает прищуренный взгляд в небо снова. Недобрый знак в темнеющем полотне, заставляющий его торопиться вдруг.

Каменные ступени холодят босые ноги, Скайхолд, никогда не становившийся ему домом, будто обретает ещё большую неприветливость. Преодолевая расстояние до комнаты, Лавеллан в самом деле считает эти короткие минуты вечностью.

Стучась коротко костяшками в закрытую дверь, однако, дожидается негромкого разрешения войти. И уже лишь по этому голосу, звучавшему через плотное дерево, понимает, что буря всё же случилась, хотя и не прозвучало ни единого раската грома.

- Ива? – обращается мягко, не так, как к кому угодно, не так, как кто-то мог слышать его, и ломается сердцем, трескается, как стекло, на куски, видя глаза сестры, блестящие от влаги, - Этот засранец не заслужил твоих слёз.

Говоря о Соласе, он шипит лишь голосом, как фенек, загнанный в ловушку. И это раздражение на чёртового мага не сразу даёт уловить странный запах, чего-то горелого. Только в этот момент он переводит взгляд на непривычно тихий, не трещащий огнём камин. Стискивает зубы, сжимая кулаки, понимая, что короткая причёска сестры вовсе не плод очередной её игры с косами, да заколками, а последствие ухода одного эльфа.

- Ты что, обрезала волосы? – в его словах не сталь, а тёплая, но всё ещё звенящая медь, и он вздыхает громко, сглатывает тяжело желчную злобу с корня языка, не желая выплёскивать это прямо сейчас на сестру, - Ради всех богов, Ива, зачем?

Подойдя ближе к ней, к креслу, где примостилась кажущаяся такой хрупкой эльфийка, Алларос опускается рядом на колено, ловит её руку. Сжимает слегка холодные пальцы, согревая в своих ладонях, и даже не пытаясь помешать Иве, второй рукой опрокидывающей в себя остатки вина из бокала.

Против воли злится, сжимает зубы сильнее до играющих желваков. Он сожжёт его. Не оставит от этого проклятого Соласа горсти пепла за то, что тот сделал с его любимой Ивой, за то что разбил ей сердце.

- Поговори со мной.

Отредактировано Allaros Lavellan (13.10.20 16:13)

Подпись автора

кто я? где был я проклят?
нож — рука пусть не дрогнет