jane shepard .......................2185 год |
whatever it takes
Сообщений 1 страница 4 из 4
Поделиться127.09.20 12:14
Поделиться227.09.20 22:42
Джейн собирает весь отряд в зале совещаний и становится во главе стола, дожидаясь, когда за последним вошедшим закроется автоматическая дверь и все разнокалиберные пары глаз уставятся на неё в молчаливом ожидании пояснений. Её не было на «Нормандии» около трёх дней, и о причине отлучки толком не знал никто, кроме Джокера, довёзшего её до точки встречи и забравшего за секунду до катастрофы, и Джона, которому она перед отлётом оставила на терминале сухое сообщение: «Я на задании Альянса. Система Бахак». Ни конкретики, ни деталей — сплошная загадочность и секретность, а после — сумбур, с которым Джейн влетела обратно на борт через шлюз. По возвращении — медотсек, вскоре после — визит адмирала Хакетта, лично, своими собственными ногами поднявшегося на борт «Нормандии» ради Джейн. Закрытая, заблокированная дверь, за которой они говорят о случившемся, и лишь спустя несколько часов — внезапное собрание, на котором Джейн хочет видеть, помимо Джона, всю их команду, собранную по Галактике. За исключением рядового персонала, разумеется. Из важных с ними нет только Джокера: ему, пользующемуся льготами хрупкокостного инвалида, разрешается слушать её из мягкого кресла.
Когда все наконец-то в сборе, а индикатор на двери меняется с зелёного на красный, Джейн, стоя со скрещенными руками, начинает говорить.
— Информация, которую я вам сообщу, засекречена, — начинает она с армейской чёткостью.
Джейн сейчас вся — замурованная в гранит, запечатавшая себя в плиту и собравшая весь свой мыслимый ресурс твёрдости, чтобы признаться в содеянном без трусливых увёрток. Напротив, она швыряет себя сразу в самое горнило, тащит за шкирку навстречу самому сложному и мучительному, чтобы не оставлять себе шансов для оправданий и замалчивания. Чтобы не сметь закрывать глаза.
— Её запрещено разглашать кому-либо за исключением присутствующих, равно как и упоминать в отчётах.
Джейн с явным намёком смотрит на Миранду. Строго говоря, даже присутствующие не должны ни о чём знать: чем меньше осведомлённых, тем лучше для неё самой. Но Джейн идёт на этот шаг сознательно.
— Я считаю, что вы имеете право знать, с кем работаете. И с чем мы все имеем дело.
Она так и читает на лице Джек: ну что ты тянешь, чёрт тебя дери? Но произнести это вслух оказывается сложнее, чем кажется. Джейн не сразу решается, колеблется, а после даёт себе мысленную, смачную пощёчину по лицу и отдаёт приказ не мяться, как трусливая дворняга. Поздно уже стыдиться, Шепард, и поздно сожалеть.
Размыкая руки, она опирается ладонями на край стола.
— Я уничтожила ретранслятор Альфа. Вместе со всей батарианской системой Бахак и тремястами пятьюдесятью тысячами колонистов.
Она делает небольшую паузу, даёт осмыслить масштаб сказанного, но за чужой реакцией не смотрит, а только пялится куда-то перед собой, найдя себе точку-ориентир и уцепившись за неё, как за ещё один способ держать себя в целости. Благо, ворочать языком уже проще: с тем количеством седативных, которым её накачали за два дня, чудо, что Джейн вообще оттуда выбралась.
— Жнецы планировали использовать этот ретранслятор в качестве отправной точки для своего вторжения. Без него им придётся лететь до остальной Галактики на сверхсветовой, так что… У нас теперь есть чуть больше времени. До их прибытия оставалось всего несколько минут.
Звучит, как бред сумасшедшего. Жнецы — миф из её видений, который так усиленно отрицает Совет, Властелин — всего лишь флагман гетов, а Джейн взрывает целую систему просто потому, что ей так привиделось, пока причудливый артефакт подозрительно на неё пульсировал. Вот она, картина происходящего согласно официальной версии о Жнецах. Если кто-то в её команде до сих пор в это верит, у них, наверное, сейчас огромные сомнения во вменяемости Джейн.
Но, кажется, связь Коллекционеров и Жнецов должна была уже их всех окончательно убедить?
В повисшей тишине Грюнт заговаривает первым, делая самый простой и очевидный, важнейший для крогана вывод:
— Батарианцы захотят твою голову.
Об этом Джейн уже думала, и это, как ни странно, меньшее, что её беспокоит. Куда важнее то, что голова нужна не только её.
— Они уже её хотят, — признаёт Джейн. — Мою — и всех людей, если получится доказать, что мы имеем к этому отношение. Может оказаться, что я начала войну.
Войну, блядь, Джейн. Ей становится так херово от этих слов, что горло схватывает тисками, почти физически дуреет. Войну. Из-за которой они все окажутся беспомощны перед явлением Жнецов.
— Это не то, о чём вам следует беспокоиться. Наш приоритет по-прежнему Коллекционеры. Остальное — мои заботы.
Военный трибунал, говорят, ни с чем не сравнимое развлечение.
— Я думал, что ретранслятор нельзя уничтожить.
Джейн мутит, а самовнушение, кажется, перестаёт справляться. Хмыкнув, она на секунду встряхивается, чтобы покоситься на Джейкоба и качнуть головой с прежним невозмутимым спокойствием. Даже небрежностью, больше похожей на нервозность.
— Я запустила в него астероид.
Астероид, блядь, Джейн!
Ну и кто из них может похвастаться таким дерьмом? Количество убитых ею резко превышает всех, кого собравшиеся за всю жизнь прикончили вместе взятые. Даже Джону теперь придётся посторониться, даже он рядом с ней, благородной спасительницей, не такой уж теперь и мясник.
Поднимая лежащий рядом голографический планшет, Джейн демонстрирует его команде:
— Полный рапорт. Можете почитать.
Про доктора Кенсон, про артефакт, про всё, где Джейн носило всё это время. Роняя планшет обратно на стол, Джейн выпрямляется:
— На этом всё.
И уходит к чёртовой матери раньше, чем ей решат задать ещё хоть один вопрос.
Ангар челноков — мрачное, тихое, а главное, непопулярное место, где Джейн едва ли додумаются искать. Она просит СУЗИ не сообщать никому её местоположение, для верности — укрывается за большими, массивными ящиками с припасами, чтобы её никак нельзя было увидеть из окна инженерного отсека. Слепая зона, идеальное, труднодоступное место, до которого даже свет с потолка доходит с трудом, не попадая на её укрытие, но освещая пространство отсветом.
Лучшее место, чтобы развалиться к хренам.
Джейн сидит на полу, привалившись спиной к ящику, и бессмысленно пялится перед собой в потёмки закрытого шлюза. Уничтоженная и разбитая, больше, чем сомнениями, наполненная лишь самобичеванием и презрением к самой себе, Джейн сбегает от чужого осуждения и не даёт никому шанса что-нибудь бросить ей в спину, но отыгрывается разом за всех на себе. Она ненавидит себя и топчет, саму себя топит в яде и швыряет лицом навстречу неприглядной правде.
Громче всех кричавшая о помощи другим и спасении, о правильных решениях и о стараниях всех сберечь, о том, что нельзя вот так просто истреблять других — теперь Джейн чувствует себя распоследней лицемерной сукой, самым ублюдским чудовищем во вселенной, предавшим всё, о чём она годами вопит на разрыв. Чего стоят в итоге все её убеждения, чего стоит вся её вшивая мораль, если Джейн собственной рукой уничтожает триста пятьдесят тысяч душ?
Ради видений, блядь, и артефакта, который слишком подозрительно на неё пульсировал.
И ты считаешь это победой. Гибель целой системы.
Тогда, глядя на здоровенную голограмму, она настаивала на своём, а сейчас…
Сейчас откуда она может знать, что всё это не привиделось в её больном, воспалённом уме? Кто ей вообще дал право взвешивать на весах чужие жизни и собственную правоту — и говорить, что правота её тяжелее?
Джейн засекает шаги слишком поздно, чтобы сменить укрытие: звукам непросто пробиться сквозь её беспощадное мысленное самоистязание, и, когда те звучат совсем близко, смирившаяся с положением Джейн лишь косится вверх на засвеченный силуэт.
И отворачивается.
— Если пришёл меня добить, — глухо предупреждает Джейн, — не старайся. Я справлюсь с этим и без тебя.
Ощетиниваясь жалкими остатками своей рассыпавшейся обороны.[icon]https://i.imgur.com/34NXCdc.gif[/icon]
Отредактировано Jane Shepard (29.09.20 00:20)
- Подпись автора
I wish that someway, somehow
That I could save every one of us
But the truth is that I'm only one girl
Поделиться305.10.20 01:17
Несколько мыслей, наслаиваясь друг на друга, складываются в одну большую «какого хуя». Джон не знает, чего в нём больше по итогу: горечи, удивления, восхищения или злой, жадной зависти, но всё это сжимается в тугой комок, похожий на брешь сингулярности, и пульсирует внутри, пока он смотрит на Джейн. А та во всю старается держать лицо, его храбрая, добрая девочка. Она не любит марать руки, а тут пожертвовала тысячами, сотнями тысяч. Сложно представить… нет, наверное, невозможно представить, что она чувствует сейчас, если чувствует что-нибудь вообще.
Будь он на её месте, с её взглядами и ощущениями, он, пожалуй, представлял из себя сейчас выжженную землю, пустую и пахнущую огнём и пылью.
Джейн так и пахнет — Джон убеждается в этом, когда находит её, игнорирует приветственную фразу, такую радушную и добрую, и усаживается на пол рядом, крепко прижавшись плечом к плечу. Ну или ему хочется думать, что теперь это её аромат, что она совершила что-то, с чем справиться не сможет — и не справится, скорее всего нет. От такого остаются незаживающие раны, такое боевая Джейн не переживёт, даже если будет очень стараться и если будет строить из себя непобедимый вид человека, которому нормально.
В глотке болтается очень много ненужных слов, тех, которые сейчас не помогут, а сделают только хуже. Особенно после всего, что было между ними за последние недели. Особенно после всего, что они друг другу уже успели наговорить. Как будто на примере самих себя они доказывают всем вокруг, что смерть не делает лучше, только хуже, когда её не оставляешь в прошлом, а вытаскиваешь на первый вид, в самый центр, и превращаешь умершего в деле бойца в блядского Лазяря.
Религия почти мертва, а он, поглядите, ожил. Вот это ирония.
Джон молчит, даже не стараясь подобрать правильные слова. Он мог бы, конечно, рассказать ей, что это была не её миссия. Очевидный плюс — он бы не стал убиваться. Может, в этом всё дело? Он бы не стал убиваться, отбросил бы случившееся как очередное свершение. Гордился бы собой и тем, что сделал. Ведь батарианцы, по его скромному мнению, лучшего не заслуживают. Особенно после всей той истории их взаимоотношений.
Возможно, в этом есть смысл. Джон недовольно хмурится, ёрзает на месте и устраивается удобнее, прижимаясь к ящикам спиной и затылком, смотрит вверх, потом по сторонам, потом перед собой, поднимая руки ладонями вверх. Если оценивать по моральному ущербу, вреда кому-то он нанёс значительно больше, чем Джейн этим своим решением. Возможно, кто-то скажет ей спасибо. Конечно, не группы защитников и не оставшиеся в живых батарианцы. Те будут не в восторге чуть больше, чем обычно. Но в целом… В целом батарианцев никто не любил.
Но об этом он тоже ей не скажет.
Не скажет «это должен был быть я», потому что смысла в этом только половина, как и правды.
Не скажет «да ладно, это пройдёт».
Не скажет «оны заслужили это».
Не скажет «ты должна была это сделать, ты это знаешь, я это знаю».
Он не читал рапорт — и не собирается в ближайшее время, может, Джейн расскажет ему что-то сама. Эта история должна остаться в прошлом, потому что впереди их ждёт что-то в сто крат хуже. Ведь глобальный геноцид всех и вся здоровыми фермами по переработке живого материала им не привиделся? Джейн. Джейн не привиделся.
А он ей верит. Всегда верил.
— Если бы я хотел тебя добить, я б начал ещё в зале совещаний, — откликается, наконец, спустя несколько минут тишины. Возможно, эта тишина была нужна им обоим. Возможно, только ему. Возможно, лучше всего сейчас уйти. — Ты всё сделала правильно.
Всё, включая это маленькое совещание, всколыхнувшее костяк команды.
Всё, включая собственное состояние.
— Из этого состоят нормальные люди, а? — Джон осторожно касается кончиками пальцев её колена, не поднимая головы, и смотрит за собственными же движениями. — Из моральных терзаний, говна, совести и… Жаль, как в детстве больше не сработает, — добавляет ещё тише.
В детстве получалось запихнуть Джейн с широко распахнутыми глазами за свою спину и получить первую оплеуху от тупого батарианца. Получалось нависнуть над ней и сообщить голосом, полным уверенности — я всегда буду на твоей стороне, слышишь? всегда. Получалось отогнать херовое настроение крепкими объятиями.
Триста тысяч с лишним смертей не уйдут просто так после объятий, да и после одного уверенного взгляда тоже. Подержать за ручку тоже не сработает. Джон замолкает снова, перебирая пальцами по её колену и теряя фокус взгляда — очертания вещей постепенно расплываются, пока перед мысленным взором чётко не встаёт та Джейн, из детства, которая смотрела на него доверчиво, которая в него верила.
Время возвращать долги, верно?
Поделиться411.10.20 18:54
Иголки Джейн, будь они видимыми, больно кололи бы Джона в плечо, нанизали бы руку на них и не пустили ближе. Но вместо этого Джейн просто пошатывается из-за плюхнувшегося впритык к ней мужа и мрачно, насуплено отворачивается от него. Она готовится держать удар, готовится обороняться от Джона и приводит в боевую готовность все калибры, поднимая их по тревожному сигналу. Она готовится не подпускать его к себе даже на выстрел, не пускать внутрь, туда, где разворочено и разгромлено — с разрушенной стены будет обороняться до последнего, не дав ему ударить по самому уязвимому и больному.
Джейн ждёт, что он полезет туда топтать. Что он, любитель чужих страданий, охочий до чужой крови и наслаждающийся разрушением других людей, будет пытаться сделать с ней то же самое, что делает со всеми жертвами, которым случится подпустить его ближе. Джейн, чёрт подери, защищается от него, и теперь, зная об его садистских наклонностях, полезших наружу мерзкой гнилью, не ждёт, что он станет её щадить. Она теперь уверена, что он находит её слабость лишь для того, чтобы вцепиться в ту зубами и жать, жать и давить, пока не выдавит оставшуюся кровь — лучше момента и представить нельзя, лучшего шанса изувечить её не появится.
Джейн не припомнит, чтобы была последние годы более уязвимой, чем сейчас. По крайней мере, при Джоне.
Ободранная, зажатая в угол хищница — вот она кто сейчас. Раненая, но ещё живая, намеренная грызться до кровавой пены, лишь бы не дать без боя сотворить с ней то, что Джон проделывал со всеми прочими своими человечьими игрушками. Будь всё иначе, будь они здесь пару лет назад, она бы перекинула свои ноги через его, устало привалилась бы к его груди и растеклась у него по рукам под шутливые обещания «ещё показать им всем».
Но Джейн больше не идёт в его руки. Она их не боится, но видит в них капкан, который захлопнется на её глотке, стоит вступить в него, как раньше. Больше не дремлющий — готовый со звоном сомкнуться прямо на ней в самый удобный момент, когда она подставит ему самую мякоть всех своих сомнений.
Джейн больше не верит, что может быть каким-то исключением для него — только отсрочкой.
Что он ей скажет, чтобы сделать больнее? Подбавит огоньку, с глумлением расскажет что-нибудь о том, как заслужили этой судьбы погибшие батарианцы, как ей, может быть, стоило разъебать сразу все их колонии, не останавливаясь на одной? Потом — с ядом о том, что только ей можно сносить головы пачками, о том, что можно перестать корчить из себя воплощение милосердия? Ещё парочка пунктов о благородном Альянсе, намеревавшемся по-тихому подгадить Гегемонии, о том, как Джейн с охотой помогает им, но продолжает плеваться на «Цербер»? Джейн варится в этих прогнозах, живо представляя себе все интонации, и замыкается в себе ещё больше, сворачивается, как моллюск в раковину, чтобы рявкнуть оттуда непрошибаемое «Отвали», как только Джон первой же фразой попадёт в её бинго.
Она всё это знает без него, знает, что для выходца с Мендуара корить себя за убитых батарианцев — сущая дикость, которую Джон точно не поймёт. Он никогда не поймёт, как Джейн может их всех спасать и как может жалеть о том, чем она платит за спасение. Она ждёт что-нибудь саркастическое на этот счёт: о том, до чего Джейн доводят её вшивый героизм и белый плащ.
И то, что Джон в итоге выдаёт на самом деле, пролетая разом мимо всех догадок, она принимает лишь за попытку усыпить её бдительность. Руки, валявшиеся на коленях, поднимаются, скрещиваясь на груди, колени подтягиваются вслед за ними, исчезая у Джона из-под пальцев — Джейн вся подбирается, будто прячется в коконе. Попробуй ещё доберись для неё.
Перед ним теперь тоже нужно держать лицо.
— Откуда ты, блядь, можешь знать? — выдаёт она угрюмо и сердито, дёрнув головой. — Откуда ты знаешь, что я сделала правильно?
Джон вне зависимости от обстоятельств любой геноцид батарианцев назовёт правильным — её не нужно кормить этой хренью, из его уст звучащей, как одобрение массовых убийств, а не вынужденной жертвы ради чужого выживания.
— Если Жнецы не прилетят через годик-другой, получится, что я угробила систему зря из-за собственных глюков, — Джейн язвит сама над собой сразу за двоих. — А ты так и будешь говорить, что я всё сделала правильно, просто потому что переубивала три сотни тысяч батарианцев.
Их же не жалко, на них же насрать — Джейн не верит, что Джон действительно понимает, из-за чего она так себя проклинает, что он поддерживает её, а не собственную любовь к кровопролитиям.
Что он по-прежнему на её стороне, а не на той, где насчитается больше чужих смертей.[icon]https://i.imgur.com/34NXCdc.gif[/icon]
Отредактировано Jane Shepard (24.10.20 20:52)
- Подпись автора
I wish that someway, somehow
That I could save every one of us
But the truth is that I'm only one girl