red hood and black bat
we were no longer blind
Сообщений 1 страница 3 из 3
Поделиться127.09.20 01:20
Поделиться230.09.20 19:32
Ночной Готэм никогда не хранит молчание. Он кричит, разрывая холодную тишину воем полицейских сирен, и рассказывает сказки на сон грядущий через треск стекла и девятый калибр. Эти истории никогда не заканчиваются хеппи-эндом, принцесс не спасают прекрасные принцы на белых скакунах, а русалочку порубили на суши.
У проклятого Готэма нет будущего, он не заслужил спасения.
Иногда Джейсону кажется, что было бы проще оборвать этот безобразный калейдоскоп насилия одной здоровой бомбой и забыть про Готэм, как забывают о страшных снах. Но люди, и он имеет в виду обычных мирных жителей, не заслужили подобного исхода, они достойны лучшего. Большего. Больше, чем это греховное болото может предложить. Они заслуживают спокойной жизни и мирной старости, здоровых детей, гарантию сохранности семейных накоплений к банке, и неподкупных служителей порядка. Хорошим решением было бы сбежать отсюда как можно дальше, купить домик на другом конце страны и доживать остаток дней в тишине и идиллии, только почему-то люди не убегают. Они привыкли к такому порядку вещей, привыкли к роли жертв, привыкли быть безмолвными заложниками под дулом пистолета грабителей. Привыкли, что всегда найдётся какой-нибудь герой в трико и плаще, который побьёт плохих парней и на злобу дня всем поможет.
Ведь именно так поступают герои.
Защищают одиноких красавиц в тёмных подворотнях, нагоняют врагов и возвращают маленьким деткам украденные леденцы. И тешат самолюбие мнимым чувством важности. — "Этот город нуждается во мне!" — Да нет, дружок, ты никому по факту не нужен. Вырядился в обтягивающее трико и ломаешь кости глупым бандитам, а лучше бы нашёл работу и оставил своё небольшое хобби на соседней полке в шкафу рядом с костюмом белочки из детского садика.
Герои верят во вторые шансы и спасение заблудших душ. Они избивают, нередко калечат, своих врагов, а затем заталкивают их в специальные учреждения, которые являются смесью тюрьмы и психлечебницы. Своей наивностью и слепой верой они ежедневно, ежеминутно подвергают миллионы жизней смертельной опасности. Потому что прутья решёток гнутся, а стены имеют привычку рушиться. Однажды насильник, навсегда насильник. И когда улицы вновь принимают к себе всю эту чернь и скам, умирают невинные люди. Одиноких красавиц насилуют в тёмных подворотнях, а маленьких детей лишают родителей. Зато совесть героя чиста, и со своей чистой совестью он может сражаться с себе подобными за право называться Самым Добрым и Честным Героем.
Джейсон твёрдо для себя решил, что станет тем самым недостающим паззлом в самом центре картины вечного противостояния хороших и плохих. Пока спасители цапаются между собой, он присматривает за теми, кто не может защитить себя сам. Напоминает разбалованному мусору и ублюдкам, что их действия возымеют последствия. Что никто не останется безнаказанным. Да, он далеко не герой, но преступники давно перестали бояться героев и обнаглели настолько, что скоро будут оперировать посреди белого дня. Кто-то должен был взять на себя ответственность, и ни у кого, кроме Джейсона, не хватило смелости на это.
Над ним ничего, только бескрайнее чёрное небо и редкие, тусклые, как дотлевшая сигарета, звёзды. Он внимательно всматривается вниз с края крыши, облокотившись на безжизненный камень, и ждёт своего момента. А под ним десять этажей вниз и кривой, местами побитый паршивкой-судьбой, асфальт. И трое, нет, четверо незнакомцев в одежде без опознавательных знаков, загружающие массивные коробки в кузов фургона. Ничего подозрительного, просто мужики собрались во втором часу, чтобы заняться коллективным тасканием совершенно пустых коробок. И к этим мужикам у Джейсона есть парочка вопросов, которые нужно обкашлять.
Колпак спускался вниз неторопливо, вальяжно, мыслями был где-то далеко, но не здесь. По его представлениям у него было достаточно времени в распоряжении, чтобы размять ноги и вместе с тем не упустить потенциальных информаторов. В Готэме назревало что-то недоброе, и по всей видимости масштабное, чутье никогда не подводило его. Но одновременно с этим его опасениям не было никакого подтверждения, только догадки и фантомные теории (а, возможно тут далеко и ходить не надо — это Готэм, здесь всё через жопу). Единственной зацепкой, которая у него была сейчас на руках, являлись как раз те самые бандюганы внизу, и их таинственные поставки оружия, о которых никто ни сном ни духом.
И какого же было удивление Джейсона, когда улица встретила его гробовым безмолвием. — Да вы издеваетесь. — Всего две минуты назад здесь проворачивались какие-то мутные делишки, а теперь затишье. Тодд прошёлся вперёд, внимательно осматривая неосвещённые углы, и пытался понять откуда ждать нежданного гостя. Грузовая машина стоит припаркованная на месте, двери кузова нараспашку и ни единой души в сознании, все повалены и бездвижны. На первый взгляд все из них выглядели живыми, просто побитыми, парочка вывернутых рук и разбитые носы, этот почерк он узнает из тысячи. Только одна семья на весь Готэм проявляет столько лояльности по отношению к бесчестным подонкам. — Выходи. — Джейсон был раздражён, он не любил, когда его планы рушились по чьей-то вине. Ну, кто на этот раз решил испортить ему настроение? Дик? Бэтмен собственной персоной?
Поделиться321.10.20 13:10
обоняние чешет запах озона;
разрезанная рваной молнией небесная гладь распадается в крошево, каплями острыми осыпается на землю и стекает с задеревенелых, уже пустивших в асфальт корни обездвиженных тел. кассандра, зубы сцепив, хмурится (меж бровей уже проявляется глубокая складка – в ее очертаниях читается потрескивающее напряжение, давящее на виски); кассандра хмурится, потому что мысли путаются меж собой, как клубок ниток, попавший в лапы кота – ухватишься за один конец, и слова опадают на руки одно за другим.
они так сильно разнятся текстурой и цветом.
всё еще дается ей слишком сложно;
(пока соберешь себя воедино – пред глазами проносится очередная вечность).
белый шум, что давит на перепонки – всяко привычней.
она смотрит на запятнанные смертью тела еще совсем юных девушек, небрежно сброшенных в доках, будто мусор (не пластик, и не стекло – органический), и (по ощущениям) вновь ловит хлёсткий шлепок по щеке. мир, выстроенный вокруг нее, большой, кривой и неправильный; сама же она в нем – (опять таки, по ощущениям) связана по рукам и ногам. чувство безысходности не залить отмщением, оно – лишь масло в огонь (смотри, дотла не сгори). да и пятная руки насилием ловишь это неуловимое, эфемерное ощущение, касающееся лишь кончиков пальцев, будто борешься с ветряными мельницами – и не больше. за ударом удар – бесполезное кровавое месиво, крошево из сгнивших зубов.
зло (или наши о нем представления) – всего-навсего гидра. отрубишь голову, за ней вылезут обе. всё просто, как сложенные меж собой два и два.
обоняние чешут эфирные масла, флавоноиды и геосмин.
гроза впивается в загнивающий город, смывая с его лица опавшие листья и грязь, под его разложениями отцветают пороки, боль и таящийся в тенях зрачков страх. готэм мироточит; его слезы – грязно-багровые, они проступают в истрескавшемся асфальте и на дне бензиновых луж. кэсс цепляет взглядом разводы и не видит в них своего (даже изувеченного) отражения, в них кроется лишь былое, ушедшее на задворки истории этого города и кроющееся в некрологах завтрашних газет.
живому там нет места.
готэм строит очередные козни, словно избалованный, жестокий ребенок; да только игра затянулась, а исход (как обычно) будет страшен даже для взрослых. кассандра пытается нащупать натянутую в воздухе нить, но это (как ей кажется) тщетно – все меж собой связано определенно, да только бережно стерты ведущие к разгадке следы. будто кто-то за кулисами медленно подводит тебя к последнему акту, когда всё уже будет необратимо; как будто кто-то ведет игру, на которую ты послушно ведешься, сам того не подозревая.
все эти исчезновения, убийства, отмывание денег, поставки оружия, пестрящие словами чересчур громкими заголовки – даже не кульминация. лишь паутина, которая была соткана изголодавшимся пауком; в центре нарисована твоя собственная мишень – залетай же на огонек.
кэсс не тянется к коммуникатору – она давится обветшалым чувством вины. если сама не в состоянии кому-то помочь, то какой в тебе толк, непослушная собачонка?
(вместо того чтобы распутать клубок, иногда будет полезней его нахрен изрезать).
дни обычно тянутся дольше ночей (чувствует, как эта жвачка слиплась с мозгом в ее голове, давит на извилины, склеивает меж собой мысли); солнце вылизывает потолок, зайчиками отбивается в зеркале, на дне немытого стакана и на тяжелой пряжке ремня. зрачки непривычно огромные отражают собой пустоту – гончая, уловившая след, лишается всякого сна.
(говорят, спасение утопающих – их же рук дело, только суть в том, что все здесь ждут своей участи, находясь в одной лодке).
мысли движутся в такт стрелки часов, тик-так, становятся в ряд.
(слышит, как трезвонит коммуникатор – закрывает уши руками;
справишься, как обычно, сама).
[indent] ***
отточенные движения рассекают воздух, нарезая его на слои.
этот пробудет в отключке лишь пару часов, другому досталось побольше – его в сознании не будет около суток. кассандра в такие моменты не думает – ей привычнее действия. тело движется в унисон стуку сердечному – каждый удар сопровождается чужим воплем (серый асфальт окропленный алым – самая привычная в мире картина).
видеть приятнее без мельтешения. следы учуять можно лишь наедине с самою собой.
после случая в доках дни сменились неделями – расследования, всё же, её слабая сторона. но все в бэтсемье чуют неладное, собирают по крупицам предзнаменования бури, сооружая их в пряжу единую; нитка за ниткой – получается на шею петля.
(брюс, как обычно, третьи сутки не спит; лает на всех вокруг и практически не говорит).
эти увальни, таскающие коробки под темно-синим покровом, не более, чем рабочие руки – в их головах нет нужных ключей; гораздо больше ей скажет содержимое грузовика. если верить слухам, расползающимся по городу темной дымкой, скоро готэм покинет огромная партия экспорта. возможно, живого.
возможно, больше и нет.
время капает на темечко – своего рода пытка. оно неприятно трещит, как скрежет гальки под тяжелой подошвой чужих сапог.
тодд. ожидаемо – где пахнет свинцом, там его будет след.
кэсс, легким движением ступив с грузовика, на ноги приземляется и смотрит ему прямо в глаза. воевать с чужим раздражением желания не было, так же, как и жажды пытаться вылить слова в понятный незваному гостю поток.