Этот мир совершенно иной. Чужой и непознанный, абсолютно Изуми не знакомый, ориентироваться в котором ей приходится вслепую, наощупь, осторожно касаясь его собственной рукой в надежде не порезаться, не обжечься, не угодить в капкан, что вцепится и закусит по локоть. Мир за пределами дворца, мир вне паланкинов, личного транспорта и постоянного присутствия множества слуг, чья работа состоит в том, чтобы избавлять её от всяческих хлопот, — это мир, в который она проваливается, совершенно поначалу растерявшись. Изуми попросту не знает, куда ей идти, откуда начинать и как передвигаться по собственной стране, как ей найти дорогу и к кому обратиться: впервые рядом с ней нет ведущей её за собой руки, нет алого ковра, выстилающего для неё абсолютно прямую и ясную дорогу, и нет коридора из выстроившихся дворян, чьё сборище задаёт ей направление. Вокруг нет колонн и стен, двор больше не огорожен забором, под рукой нет столовой, а над головой нет крыши, и вокруг — только незнакомые, абсолютно чужие ей люди, многие из которых совершенно не спешат ей помогать.
Этот мир чудовищно, невероятно огромен, и он в Изуми совершенно не нуждается.
Ей приходится быстро это понять. Когда исчезновение из дворца застаёт её врасплох уже за стенами столицы, когда дорога назад заказана, а дорога вперёд непонятна, и к ней оказывается некому прийти на помощь, Изуми очень быстро сталкивается с последствиями внезапной и абсолютной свободы. Огромной настолько, что в её окружении посреди темноты и неизвестного «нигде» как никогда сильно́ становится желание тут же от неё отказаться, лишь бы вернуть назад всю ясность, чёткость, определённость и уверенность, которую для Изуми обеспечивало её окружение. Она пугается с такой невероятной силой впервые в своей жизни, встаёт в парализовавший её ступор и на какое-то время застревает на месте, мучаясь сомнениями, запоздалым осознанием и больно бьющими по голове сугубо практическими, разумными вопросами, о которых Изуми с горяча не задумывалась — только неслась вперёд.
А потом она вспоминает, что у неё с собой в небольшом рюкзаке, закинутом на плечо, есть деньги, предусмотрительно стащенные из дворца, немного еды на первое время, по мелочи принадлежностей и тёплое, очень тёплое одеяло. С этим она, наверное, не пропадёт — Изуми хочется в это верить, и приходится подобрать сопли, вспомнив о той решимости, чей бешеный запал дал ей достаточно сил, чтобы убраться из дворца и из города, ни разу за забег не передумав.
Вспомнив о том желании, ради которого она вместе с запиской оставила на кровати заколку принцессы Народа Огня.
Этот мир не дружелюбен и не чужд: он безразличен к Изуми, зачем-то в него выскочившей, и он её совсем не замечает. По крайне мере, поначалу, когда она только пытается в нём освоиться и научиться правилам, ей прежде неизвестным. Окружение её игнорирует, отзываясь, лишь когда Изуми сама к нему тянется (а порой — только после десятков упорных попыток до него достучаться), и то, что её до поры до времени никто не трогает, позволяя пробовать и исследовать всё самостоятельно, значительно упрощает для неё привыкание.
Мир позволяет его изучать, впускает в себя и дозволяет Изуми стать его частью — обернись всё иначе с первых шагов, и, может быть, она бы вскорости стремглав мчалась домой.
Проблемы наступают позже. Когда скоротечная милость духов, оберегавшая её, иссекает, еда кончается, а на дороге всё реже появляются люди, готовые по доброте душевной её подвезти или приютить, Изуми сталкивается лицом к лицу с его жестокостью. Безразличие устраивает её, когда в кармане есть деньги, но звонкие монеты всё чаще привлекают чужую алчность, становятся причиной лжи и основным источником опасностей. Её симпатичное личико и позвякивающий кошелёк начинают приманивать к Изуми слишком много неприятного, омерзительного внимания, в её сторону всё чаще звучат сальные комментарии, к ней тянутся мерзкие руки, её открытостью и искренней верой в отсутствие злых намерений пользуются, чтобы заманить в ловушку, сбежать из которой ей не всегда удаётся самостоятельно.
Этот мир увлекает её настолько же, насколько отторгает, и он непредсказуем для неё в своей жестокости.
Изуми просто шатается по нему, бредёт в надежде найти ориентир и не попасться в руки разыскивающим её людям отца, её маршрут непоследователен и запутан, даже ей понятен не до конца, а её поиски из раза в раз оказываются совершенно бесплотны. Её блуждания становятся всё горче на вкус, и вся затея с каждым днём видится всё безнадёжнее. Она ищет единственного человека в целом мире, и всё, что у неё есть о нём хоть сколько-то полезного для поисков — это старый портрет на бумаге ещё со времён, когда Изуми не было даже в планах, и крохи знаний о том, чем искомый человек был отличен.
Всё, что есть у Изуми, — это обрывочные знания о том, кем принцесса Азула когда-то была.
Она ищет её наугад, не имея никакого понятия о том, жива та до сих пор и что могла бы избрать своим убежищем. Ищет упорно, неустанно, снова и снова суёт незнакомым людям в нос портрет молодой девушки, устаревший по меньшей мере на двадцать лет, спрашивает, слушает, но постоянно остаётся ни с чем.
Изуми достаточно устаёт от неопределённости, чтобы даже малейшую зацепку схватить так, как не зажмёт в клыках самый голодный зверь. Ей больше некуда идти и нечего терять от одной смелой попытки, у неё нет разумных причин не попробовать, и в ней ещё достаточно рьяного, горячего упрямства, чтобы отказываться отступать. Достаточно оголтелости для храброго желания и слишком много гордости, чтобы вернуться к отцу ни с чем.
Он был неправ — она это докажет. Даже если эта дурная решимость, граничащая с несусветной глупостью, занесёт Изуми на другой материк в Царство Земли.
Ей прежде никогда не доводилось путешествовать так далеко по морю, и, к её собственному сожалению, первое в её жизни плавание состоится не на флагмане их флота рядом с Хозяином Огня, а на захудалом старом пассажирском кораблике, полном чужих людей.
Но даже так тот момент, когда ветер раздувает и путает её длинные волосы на палубе, а волны бьются о борта и оставляют пенный след за кораблём, — даже так этот момент до восторга в глазах волшебен.
На другой, совершенно ещё не изведанный берег, Изуми ступает окрылённая, ободрённая, полная надежд и сил для сотни новых попыток. Она ищет здесь тех, о чьих разбойничьих налётах вести доходят аж до Царства Огня — ищет магов огня, о которых Изуми услышала в маленькой городской забегаловке, и чья репутация стала её главной зацепкой. По слухам, эти маги (или, может быть, маг? Никто так и не смог сказать наверняка) сильны и умелы настолько, что не оставляют ни единого шанса наёмникам, за спинами которых богатеи надеются укрыться от опасности. На них не находится управы, и они до того свирепствуют, что поднимают на уши все города, в которых побывают.
Некто огненный и до того неудержимый, что наводит страх всюду, где появится, — подходящая характеристика для той, чьё мастерство до сих пор восторгает Изуми со страниц прочитанных ею семейных летописей.
Она идёт по следу этих россказней и слухов, пытается угнаться за молвой и предсказать, где в следующий раз окажется её главный источник, — Изуми спешит, нигде подолгу не задерживаясь, срывается с места на места и гонит так, будто её лихорадит. Будто целая жизнь зависит от этих поисков — не меньше.
И она замирает с открытым ртом, когда в один из вечеров над её головой по крышам проносится зарево чистого огня. Рычащего, вспышкой летящего пощади тёмного силуэта и темень разгоняющего всполохом, лизнувшим отсветом её лицо.
Синим. Синим всполохом.
Изуми чуть не задыхается в его близи.
Она следит за его полётом меньше секунды: силуэт проносится дальше и бросает блики на окружающие крыши, мерцая в темноте, и Изуми едва его не упускает. А после, стряхнув наваждение, бросается за ним так резко, словно за ней самой несётся стая саблезубых лосельвов. Она в жизни не бежала так быстро, не видела окружение так чётко и не скакала через препятствия с такой ловкостью, с какой Изуми гонится за хозяином синего пламени. Его преследователи бегут за ним по крышам, и сама Изуми снизу оказывается для них невидима: она ориентируется по отсветам, стуку по черепице и звукам рванувшего огня, перемахивает через телеги, оббегает внезапное столпотворение по бокам и пролетает вихрем, едва вписавшись в зазор между людьми. Бурлящая кровь бешено гонит сердце, разносится по всему телу, наделяя его прежде невиданной силой: у Изуми не кончается дыхание, ноги не запинаются, а руки не соскальзывают, стоит ей зацепиться ими и перемахнуть через высокий забор. Она, увидевшая в этом маге огня сосредоточие всех своих долгих, неустанных и отчаянных поисков, просто не может от него отстать.
Но сейчас момент ей кажется не самым подходящим для знакомства и вопросов, и её благоразумия хватает на то, чтобы не бросаться незнакомому магу наперерез, а проследить за ним до тех пор, пока остальные преследователи не потеряют след. Ей удаётся засечь тот момент, когда тёмная тень исчезает, ныряет будто бы в никуда, сбивая преследователей с толку, и только одержимая сосредоточенность на цели помогает ей распознать уловку.
Изуми следует за магом по пятам, даже когда все остальные уходят ни с чем. Следит за тем, как тот минует границу города, уходя подальше от него — может, в своё укрытие, а может быть, спрятать награбленное, — и по пути подмечает, что фигура в самом деле кажется ей больше похожей на женскую. Синее пламя, синее, синее — мысль о том, что она в самом деле наткнулась на женщину, будоражит Изуми ещё больше.
Терпение изменяет ей окончательно, когда заветный объект её неустанной слежки останавливается у небольшой реки. Изуми не может больше ждать, не выдерживает, ей хочется расспросить, увидеть, наконец-то узнать, и её изнутри изводит предвкушение наравне с мольбами.
Святые духи, пожалуйста, пожалуйста. Пусть это будет она.
Изуми выходит из своего укрытия, нарочито громкими шагами давая о себе знать, и, заранее выставив перед собой пустые раскрытые ладони, останавливается, обращается громко:
— Простите! Могу я поговорить с вами?
Больше всего на свете Изуми боится спугнуть свой самый заветный шанс на удачу, а потому вкладывает всю себя в сумасшедшую искренность. В надежду на то, что незнакомец (незнакомка?) поверит в этот порыв.
— Пожалуйста! — тут же добавляет она взволнованно. Торопится, торопится, несмотря на то, что пытается звучать понятно. Боится не успеть договорить. — Я не причиню вам зла. Дело в том, что я ищу кое-кого. Женщину. Мне очень, безумно важно её найти, и, может быть, вы знаете о ней. Её зовут…
Изуми сводит горло от волнения.
Пожалуйста, пусть это будет она.
— Азула.

Подпись автора

If there's one thing I'd keep, it's you that I would save

Cause I am just a dragon and a dragon I will stay